К сожалению, вспомнил и я.
Тот проклятый день…
Сколько уже раз я мысленно возвращался туда, в радостно-солнечный май! Если б я не сорвался на звонок Юлии! Но в тот-то момент казалось, что Николай с Алешкой находятся на безопасной — насколько вообще можно счесть что-либо безопасным в условиях начавшегося мятежа! — загородной даче, а вот одинокая молодая женщина, из телефонной трубки которой ясно слышны выстрелы и звон разбиваемого пулями стекла…
И я сорвался и помчался к ней, ведь, пусть даже все «розы и алые сердца» в наших отношениях давно уж подернулись пеплом погасшего огня, я чувствовал себя обязанным вытащить ее.
А поздним вечером следующего дня, когда я вернулся на дачу… когда Николай, поминутно всхлипывая, начал рассказывать. Про Алешкиных друзей по училищу, подъехавших к дому на армейском грузовике, про то, как счастливо он улыбался, прижимая к груди… ну, этот… с раструбом и такими смешными тонкими ножками… ручной пулемет? да, наверное… и он сказал, что должен идти с ними, понимаешь, Сережа, должен, и он так это сказал… я не смог его остановить…
Я сидел перед ним — и с каждым произносимым словом мне все нестерпимей хотелось ударить этого нескладного человека в заляпанном краской зеленом свитере и нелепом берете. Своего родного брата. Пусть Лешка был его сыном, а мне доводился всего лишь племянником — но, боже, как он мог отпустить его!
Нет… не ударил. Просто повернулся и вышел в опускающуюся ночь.
В Москве продолжались бои… соц-нацики удерживали Кремль и часть центра, еще огрызались рабочие дружины в Химках — и где-то там, среди огня и смерти, в самой гуще войны дралась сводная рота пехотного имени генерала Юденича училища, полторы сотни мальчишек, еще не знающие толком, что значит убивать и умирать — и одним из них был Алешка!
Я почти нашел их, почти догнал, но как раз в те часы по Петроградскому шоссе влетела бригада 14-й танковой дивизии, рвавшаяся на подмогу осажденным в Кремле. В клочья разметала две баррикады вместе с защитниками — и угодила в засаду около «Орла». Засаду поспешную, импровизированную, но от этого не менее страшную. Сотня горящих танков и броневиков на несколько километров забила проспект чадными кострами. Те, кто уцелел, пытались вырваться из ада, их расстреливали в упор, из окон, закидывали бутылками с бензином и гранатами… и пройти я не смог.
Лишь к утру, когда бой затих… но было уже поздно!
Глупо… как глупо… в самый первый момент, как сказали, больше всего испугался, что тело окажется… видно, сказалось, что вдоволь нагляделся перед тем на обугленные тела танкистов и мотострелков посреди выгоревших солярных луж… а оказалось — аккуратная строчка, пулеметная навылет, с близкого расстояния… наверняка нарвался по дурости, юнец, пацан… мальчишка… и даже боли не успел почувствовать.