Книги Фейхтвангера были сожжены в Германии, на его имени родина поставила клеймо. Этот вчерашний преуспевающий писатель нынче сильно нуждался. СССР являлся для него главной надеждой, мы беспощадно боролись с самым ненавистным ему – с Гитлером. И я понимал: Фейхтвангер захочет закрыть глаза на многое.
Коба поручил мне контролировать его пребывание у нас.
Фейхтвангер уже бывал в России (кажется, в двадцать девятом году), и у меня имелись сведения о жарком темпераменте писателя. Я приставил к нему красотку переводчицу, конечно, нашу сотрудницу. Восторженный Фейхтвангер переспал с ней в первый же день.
После чего в роли обольстителя выступил сам Коба.
Беседа длилась свыше трех часов. В искусстве очаровывать интеллектуалов Кобе не было равных.
Во время разговора он – сама скромность – с готовностью отвечал на все вопросы писателя. В заключение поздравил его с большими тиражами книг. На следующий день это подтвердили внушительной суммой в валюте.
Я наблюдал за Фейхтвангером в надежде пополнить знаменитым писателем список агентов. Помню, меня поразило его удивительно подвижное лицо. На Западе этого не замечаешь. Зато на родине, на фоне наших неподвижных лиц (жизнь приучила нас всех таить эмоции), это бросалось в глаза.
Переводчица ежедневно составляла отчеты о нем и, главное, о его книге об СССР, которую он в это время писал. Отчеты передавали мне. Я их читал, потом они шли к Кобе. Уже вскоре я окончательно понял: он неврастеник и вербовать его опасно. Фейхтвангер каждый день менял мнения. К примеру, он подготовил для «Правды» статью о Сталине. Статью переслали Кобе, он внес правку. После от имени редакции переводчица предложила Фейхтвангеру переделать указанные места. Он начал кипятиться, кричал, что ничего не будет менять, но переводчица пустила в ход столь любимое им оружие. Фейхтвангер остыл, смирненько сел за стол и исправил все, что требовалось. Однако уже к вечеру снова пришел в ярость, накричал на нее и, как она сообщала, «вел бесконечные клеветнические разговоры о неудобствах жизни в Советском Союзе, жаловался на обслуживание в гостинице, мечтал уехать и т. д.». Опять ей пришлось прибегнуть к проверенному средству…
Впрочем, дело было не только и не столько в ее прелестях. Повторюсь, Россия оставалась для него последней надеждой, и он очень старался быть слепым.
В конце концов он написал о Кобе все, что хотел Коба. «Не подлежит никакому сомнению, что это чрезмерное поклонение Сталину искренне. Люди чувствуют потребность выразить ему свою благодарность, свое беспредельное восхищение. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование, за создание армии, обеспечивающей это благополучие. К тому же Сталин действительно является плоть от плоти человеком из народа. На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами и извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не смогли в себе развить хороший вкус».