— Денек-то свежий, — напутствовал лодочник, когда мы собирались отчалить. — Лучше возьмите риф, а пройдете излучину, двигайте в крутой бейдевинд.
Мы ответили, что а как же он еще думал, и на прощание бодро пожелали ему «счастливо оставаться», недоумевая про себя, что значит «двигать в крутой бейдевинд», откуда брать этот «риф» и что с ним делать, когда мы его возьмем.
Пока город не скрылся, мы шли на веслах, и затем, выбравшись на простор, над которым носился уже не ветер, а целый ураган, решили, что пора начинать операцию.
Гектор — кажется, его звали так — продолжал грести, а я начал раскатывать парус. Хотя задача оказалась нелегкой, я в конце концов с ней справился, и тут появился вопрос — где у паруса верх?
Руководствуясь неким природным инстинктом, мы, понятное дело, решили, что верхом был низ, и начали крепить парус наоборот, вверх ногами. Чтобы его поставить (пусть даже так), все равно ушла прорва времени. По-видимому, у паруса создалось впечатление, что мы играемся в похороны, причем я — труп, а он — погребальный саван.
Обнаружив, что это не так, он треснул меня по голове гиком и решил больше ничего не делать.
— Намочи его, — сказал Гектор. — Сунь в воду и намочи.
Он объяснил, что люди на кораблях всегда мочат паруса, прежде чем их поставить. Я намочил парус, но стало только хуже. Когда парус липнет к вашим ногам и обворачивается вокруг головы даже сухой, это неприятно; когда мокрый — это просто непереносимо.
Все-таки, вдвоем, мы его поставили. Мы натянули его — не совсем вверх ногами, а больше наперекосяк — и привязали к мачте куском фалиня, который для этого пришлось отрезать.
То, что лодка не опрокинулась, я просто сообщаю как факт. Почему она не опрокинулась, объяснить я не в состоянии. Впоследствии я часто задумывался над этим, но так и не сумел прийти к сколько-нибудь удовлетворительному объяснению данного феномена.
Возможно, в этом сказался тот естественный обскурантизм, который вообще присущ всем явлениям в этом мире. Возможно, лодка, на основании поверхностных наблюдений за нашей активностью, пришла к заключению, что мы вышли на реку с целью утреннего самоубийства, и решила таким образом расстроить наш план. Это единственное объяснение, которое я могу предложить.
Вцепившись в планшир мертвой хваткой, мы кое-как удержались в пределах лодки, и это был настоящий подвиг. Гектор сказал, что пираты и прочие мореплаватели во время тяжелых шквалов привязывают куда-нибудь руль и выбирают кливер, и считал, что нам также следует попытаться сделать нечто подобное. Но я был за то, что пусть уж лодка идет по ветру сама как ей идется.