Впрочем, потом мы пожалели, что не остановились в Пентон-Хуке. Три-четыре мили вверх по течению само по себе пустяк — когда стоит раннее утро; в конце долгого дня это очень утомительная работа. На протяжении этих последних миль пейзаж вас не интересует. Вы не болтаете и не смеетесь. Каждая полумиля тянется как две. Вам не верится, что вы находитесь там, где находитесь, и уверены, что карта врет. И когда вы протащились, как вам кажется, десять миль минимум, а шлюза как не было, так и нет, вы начинаете всерьез опасаться, что его тихонько сняли и уволокли.
Помню, как-то раз на реке я испытал настоящее потрясение. Я совершал прогулку с одной барышней — моей кузиной с материнской стороны, — и мы гребли вниз к Горингу. Было уже довольно поздно, и нам хотелось поскорее добраться домой (во всяком случае, ей хотелось). Было уже полседьмого, и кузина начинала нервничать. Она заявила, что ей нужно быть дома к ужину. Я заметил, что хотел попасть к этому же событию сам, и развернул карту, имевшуюся у меня с собой, чтобы прикинуть, сколько именно нам осталось. Оказалось, что до следующего шлюза — Уоллингфордского — осталось всего полторы мили, и пять — оттуда до Клива.
— Все в порядке, — сказал я. — Мы пройдем этот шлюз к семи, а там останется только один.
И я уселся и налег на весла.
Мы прошли мост, и вскоре затем я спросил свою спутницу, не видит ли она шлюз. Она ответила, что нет, никакого шлюза не видит, и я сказал «гм» и продолжил грести. Прошло еще минут пять, и я попросил ее посмотреть еще раз.
— Нет, — сказала она. — Ничего похожего на шлюз я не вижу.
— А вы... Вы поймете, что это шлюз, когда его увидите? — спросил я нерешительно, опасаясь ее обидеть.
Она все-таки обиделась и сказала, чтобы я смотрел сам.
Я бросил весла и осмотрелся. В сумерках реку было видно почти на милю, но что касается шлюза, такого не виделось даже тени.
— А мы не заблудились? — поинтересовалась моя спутница.
Я не представлял, как такое могло бы случиться, однако высказал предположение, что мы, может быть, каким-то образом угодили в сливное русло и теперь нас несет к створу.
Это предположение ее ничуть не утешило, и она стала рыдать. Она говорила, что мы оба утонем; это ей Божья кара за то, что она поехала со мной кататься.
Такое наказание мне показалось чрезмерным, но кузина считала его справедливым и уповала, что скоро всему настанет конец.
Я попытался ее успокоить, чтобы она не принимала все так серьезно. Просто я, значит, гребу медленнее, чем казалось. Теперь-то мы скоро доберемся до шлюза. И я прогреб еще с милю.