Но они не вытаскивались, пока мы не вступали с ними в схватку и не сражались в течение пяти минут; после этого они вдруг выскакивали и пытались швырнуть нас в реку и утопить. Посередине у них были шарниры, и стоило нам отвернуться, как они прищемляли нам этими шарнирами самые чувствительные части тела. И пока мы боролись с одним концом дуги, убеждая его выполнить собственный долг, другой конец предательски подбирался сзади и бил по затылку.
Наконец мы их укрепили — оставалось только натянуть парусину. Джордж раскатал ее и закрепил конец на носу. Гаррис встал посередине, чтобы взять парусину у Джорджа и отправить дальше ко мне, а я приготовился принимать ее на корме. Чтобы добраться до моих рук, парусине потребовалось немало времени. Джордж справился со своей задачей как надо, но для Гарриса дело было в новинку, и он лопухнулся.
Как он ухитрился так сделать, не знаю (сам он объяснить не сумел), только после десяти минут сверхчеловеческих усилий он, посредством каких-то загадочных манипуляций, обмотал всю парусину вокруг себя. Он оказался так плотно в нее завернут, и закатан, и упакован, что просто не мог из нее выбраться. Он, разумеется, повел неистовую борьбу за свободу — право каждого англичанина по рождению — и в процессе этой борьбы (я узнал об этом впоследствии) повалил Джорджа; здесь Джордж, кляня Гарриса на чем стоит свет, присоединился к баталии и запеленался сам.
В тот момент я ни о чем не догадывался. Я вообще понятия не имел, что творится. Мне было сказано, что я должен стоять куда меня поставили, и ждать, пока до меня дойдет парусина. И мы вдвоем с Монморанси стояли и ждали как паиньки. Нам было видно, что парусину дергает и кидает, но мы-то думали, что так должно было быть по инструкции, и не вмешивались.
Нам также было слышно, как под парусиной приглушенно ругаются; мы представляли, что работа, которой были заняты Джордж и Гаррис, была довольно хлопотной, но решили, что лучше пока подождем и, пока они там более-менее не разберутся, вмешиваться не будем.
Мы ждали еще какое-то время, но ситуация, по-видимому, только усугублялась, пока наконец над бортом лодки не возникла голова Джорджа и не заговорила. Она сказала:
— Ты что, не можешь помочь, раззява?! Стоит как набитое чучело, когда мы тут чуть не задохлись, оба! Болван!
Я никогда не остаюсь глух к призывам о помощи; я подошел и размотал их — как раз вовремя, так как у Гарриса лицо уже почернело.
Нам пришлось вкалывать еще полчаса, прежде чем, наконец, тент был натянут как полагается. Потом мы расчистили палубу и занялись ужином. Мы поставили чайник на носу лодки, а сами ушли на корму, делая вид, что не обращаем на него внимания и готовим к ужину совсем другое.