Не дослушав, мы подхватили корзину, саквояжи, пальто, пледы, свертки и побежали. Указанная полумиля смахивала больше на милю, но мы все-таки добрались куда нужно и, запыхавшись, ворвались в буфет.
В трактире с нами обошлись грубо. Они просто подняли нас на смех. Во всем доме было только три кровати, и на них уже спало семеро холостых джентльменов и две супружеские четы. Какой-то добросердечный лодочник, который оказался в пивной, посоветовал попытать счастья у бакалейщика по соседству с «Оленем», и мы вернулись назад.
У бакалейщика все было переполнено. Некая старушенция, встреченная нами в лавке, сжалилась и взялась проводить нас к своей знакомой, которая жила в четверти мили от бакалейщика и иногда сдавала комнаты джентльменам.
Старушка едва переставляла ноги, и мы тащились туда двадцать минут. В пути старушка развлекала нас описанием того, как, где и когда у нее ломит в спине.
У подружки комнаты оказались сданы. Оттуда нас направили в № 27. № 27 был битком и отправил нас в № 32. № 32 был набит также.
Тогда мы вернулись на большую дорогу, и Гаррис уселся на корзину и объявил, что дальше никуда не пойдет. Он сказал, что здесь вроде спокойно и он хочет умереть здесь. Он попросил нас с Джорджем передать его матушке прощальный поцелуй и сообщить всем его родственникам, что он их простил и умер счастливым.
В этот момент нам явился ангел в образе маленького мальчишки (не могу представить себе более полноценного образа для преображения ангелов); в одной руке он держал кувшин пива, в другой — какую-то штуку, привязанную к веревочке. Эту штуку он опускал на каждый камень, попадавшийся ему по дороге, и дергал кверху; при этом возникал необыкновенно тошнотворный звук, наводящий на мысль о мучениях.
Мы спросили этого посланца небес (каковым он впоследствии оказался) — не ведом ли ему какой-либо уединенный кров, обитатели которого немногочисленны и убоги (желательно престарелые леди и парализованные джентльмены), которых нетрудно было бы запугать, чтобы они уступили свою постель, на одну только ночь, трем доведенным до отчаяния джентльменам; или, если не ведом, не порекомендует ли он нам пустой свинарник, или заброшенную печь для обжига извести, или еще что-нибудь в этом роде?
Ничего в этом роде мальчику ведомо не было — во всяком случае, ничего под рукой, — но он сказал, что, если мы пойдем с ним, у его матушки есть свободная комната, и она может пустить нас переночевать.
Мы бросились ему на шею и благословили его, и луна кротко озаряла нас, и это было бы прекраснейшим зрелищем, но мальчик, перегруженный нашими чувствами, повалился под их тяжестью на дорогу, а мы рухнули на него. Гаррис преисполнился такой благодати, что едва не потерял сознание; ему пришлось схватить кувшин с пивом и наполовину осушить его, чтобы вернуться во вменяемое состояние. После этого он пустился бежать, предоставив нам с Джорджем тащить весь багаж.