Ситуация и вправду была непростой: угроза со стороны финско-германских войск имела место, а Красная армия только-только создавалась. В итоге Троцкий, не согласовав своё решение с Лениным, действительно дал указание Юрьеву принять союзников. 9 марта на побережье был высажен первый десант.
Леоновых эта весть обрадовала.
В их понимании бывшие союзники (бывшие, потому что ранее советская власть разорвала все договоры с ними) не просто гарантировали безопасность от финско-германской агрессии: с ними связывали надежду на восстановление порядка в самой России.
Стихи, которые Леонид Леонов публикует теперь в каждом номере (по два стихотворения ежедневно), явно показывают его отношение к происходящему в стране.
Вот стихотворение, вышедшее в том же номере, где появилось известие о скором приходе союзников: «…но когда ты заклеишь плакатами / Потемневшие лики святых, / Приходи со цветами измятыми / В ореоле огней площадных — / Обовью тебя радостью братскою / И терновым венцом обовью… / И прикрою я гунькой кабацкою / Поседевшую душу твою».
Лирическая героиня стихотворения — падшая Россия-Дева, позволившая поверх ликов святых наклеить безбожные плакаты новой власти.
И на следующий же день: «…А ночь темна… Поля закрыты мутью… / И по полям, веригами гремя, / Бредёт страна к желанному распутью / На эшафот прославленного дня. / И вместе с ней, распятой и безвольной, / Иду и я в свинцовом клобуке. / И виден мне платочек богомольный / Да посошок в израненной руке».
В те же дни газета не без удовольствия рассказывала, как английское правительство собирается помогать Архангельскому краю: речь шла и о прямых поставках продуктов, и о поддержке развития рыбного промысла. «Англичане согласны прислать в наше распоряжение два трайлера», — сообщал «Северный день».
Может, англичане не дадут «распятой и безвольной» стране добрести до эшафота? — таков настрой Леоновых.
* * *
Леонид знакомится с местными молодыми литераторами и даёт им в «Северном дне» отповедь, рецензируя архангельский ежемесячник «Юность»: «Везде, во всех кружках, где мне приходилось бывать („Самообразование“, „Пламя“ в Москве, дом Юношества в Рязани), везде одно и то же. Безусые молодые люди с нахмуренными лицами до хрипоты кричат о каких-ни-будь „пленарных“ заседаниях художественной подсекции кружка. Зачем эта игра… Больше простоты! Я знаю единственный ученический журнал Москвы, избегнувший этой участи, — „Девятнадцать“. „Юность“ не избегла общей участи».
В данной заметке Леонид лукаво забывает упомянуть о том, что журнал «Девятнадцать» в Москве именно он и делал с друзьями-гимназистами.