— Глупости! — отрезал мастер Генрих. — Абсолютная эстетическая ценность существует.
— Да каким же образом? — робко переспросил студиозус. — Если мне нравится дочь бургомистра, а моему соседу — гувернантка герцогини, то каким образом мы можем сойтись с ним во взглядах на женскую красоту? Он может признать славной мою избранницу, я — его, но ведь мы отбираем именно того, кого отбираем. То есть у нас есть личный критерий…
— Вот зачем я на вас на всех трачу время?! — возопил мастер Генрих. — Элементарный вопрос частного и общего не в состоянии познать. Да, у вас, у болванов, разные критерии красоты, но основываются-то они на одном общем понятии соответствия идеалу! Разве это так трудно понять? И я говорю об идеале, а не о ваших слюнявых увлечениях. Вот таким идеалом в античном мире и была Елена Прекрасная. И чтобы доказать вам это, мои Фомы неверующие, сейчас перед вами предстанет она сама, чтобы вы смогли лично и по достоинству убедиться в ее идеальной красоте!
Что-то пыхнуло, запахло чем-то неприятным навроде серы, что ли, и посреди аудитории возникла — вот просто из ниоткуда буквально возникла! — женщина. Я так обалдел, что сначала мне показалась, будто она вообще голая. Потом рассмотрел, что она не то чтобы голая, но в такой прозрачной накидке, что можно считать, что и голая.
Похоже, она и сама очумела от своего появления в таком виде перед толпой молодых (и не очень) мужчин, во всяком случае, завопила так громко, что некоторым пришлось заткнуть уши. И вопила-то на каком-то тарабарском наречии, ну ни слова не разобрать. Я так понял, что это греческий, потому что хозяин говорил, что жила она в Греции, но не поручусь.
Вопила долго, визгливо, что называется — на одной ноте. Ну я-то с войны к бабским крикам привычный, всякого повидал да послушал, так что пока она орала, рассмотрел я ее.
Ну что вам сказать, ваша милость? Ничего особенного. Я б из-за такой на смерть не пошел бы, города жечь не стал бы и убивать поостерегся. Да и уводить от законного венчанного мужа не стал. Хотя греки, они ж вроде язычники? Худющая, ребра торчат, зад — никакой. Правда, талия тонюсенькая, как у благородных, а сиськи — вот те да, те красивые, здоровые такие, она сколько их ни закрывала руками, все равно все было видно. Волосы такие светлые, как у наших северянок, мордашка симпатичная. А в общем, ваша милость, ничего особенного. Краше видали. Хотя за дам можно и выпить, как вы? Ну, за дам!
А студиозусы сидят бледные такие, молчат, только куманек наш, как всегда, хохочет и в ладоши хлопает. Ну к этому-то все давно привыкли, никто уже не удивлялся. А хозяин подошел к Елене Прекрасной, приобнял ее и что-то зашептал в ушко. И она потихоньку стала умолкать, потом совсем замолчала и стала внимательно мастера слушать. Умел хозяин объяснять, ох, умел. Да и с языками у него было все в порядке, уж с латынью и древнегреческим — точно. Он ее, значит, за талию, за талию — да и увел. И не вернулся. Пришлось нам с куманьком одним домой возвращаться.