— Боже мой, Боже мой! Неужели… это… моя… судьба?!
Как-то ярко вдруг предстала ей, по-своему, картина того самого Крайнего Севера, о котором писали ей Женя с Лидой. Он уже не представлялся ей таким безлюдным, далеким, с его поросшими, замшелыми топями и воющей метелью, каким он укладывался в ее девичьем воображении, еще вчера. Нет, сейчас она там увидела и себя, но не легкой, прозрачной, в голубеньком платьице, с узорной сумочкой в руке, а с тяжелой ношей на спине, исцарапанными руками держащуюся за упругое плечо неведомого друга, который зовет ее в эти дебри. "Нет, это не предложение, окутанное какой-то розовой романтикой, — мелькнуло в сознании, — хотя это тоже зов, но это неотвратимый жизненный план, и никто за меня его не решит". Медленно и зычно стучало в груди Наташи, подстегнутое этой весточкой, сердце.
— Ну что, Наташенька, скажешь? — спросил Гавриил Федорович дочь после долгого молчания.
— Папа, — взглянув в его лицо, тихо проговорила Наташа, — от меня ведь требуется ответить, это значит, добровольно лечь на этот жертвенник, с которого не встают. Поэтому из всех вопросов, которые, как рой, взметнулись в моей голове, и какие еще будут возникать впереди — самый существенный: я ли удостоилась этой великой чести — разделить участь страдальца за имя Иисуса, или кто другая? Замечательные есть сестры в общине, пусть приедет и увидит, красивые и одаренные.
Гавриил Федорович, глядя на дочь, был крайне удивлен мудростью и глубиной ее ответа — не от Господа ли это?
С письмом в руке Наташа вышла в сад, забилась в самый отдаленный уголок, и один Господь знал, что переживало девичье сердце в эти часы. Несколько дней она молчаливо уклонялась от всех разговоров о ее судьбе и горячо молилась Господу. Наконец, ответила Павлу, что путь неведомый страшит, но хочется сказать, как некогда сказала Мария: "Се раба Господня", а для простой переписки нет ни сил, ни желания, и очень рада, что Павел прямо, конкретно высказал свое предложение.
На Наташину телеграмму ответ пришел очень скоро, но он еще дополнил общее замешательство: "Рад взаимности высылаю вызов Подробности письмом Павел".
— Какой взаимности? Почему взаимности?… — недоумевали домашние, глядя на эти короткие слова.
— Ната, ты что, разве дала ему свое согласие, почему он так пишет? — тревожно спросила Екатерина Тимофеевна.
— Мама, ничего кроме той телеграммы я не отвечала, а письмо мое он еще не получил; а почему он так пишет, я тоже не знаю. Остается думать, что он имеет уверенность в этом вопросе от Господа, — с легкой улыбкой, спокойно ответила Наташа.