С бумагами в руках она вошла в дом, и тут же, все вместе, еще раз прочитали и телеграмму, и все содержимое пакета; и так как все домашние были в сборе, то склонились все на колени и в горячей молитве благодарили Бога, что Он силен делать невозможное; и Екатерина Тимофеевна открыла свой секрет, что она сразу же начала просить Бога, чтобы Он разрешил Павлу, приехать самому за невестой.
После молитвы все окружили Екатерину Тимофеевну. Всем было понятно, каким близким, дорогим человеком и другом она оказалась во всем переживаемом; и дивились чуду милости Божьей, и силе молитвы мамы.
Но вот прошел уже январь. Теплым, по-весеннему ласковым, дуновением ветерка, февраль звал всех из душных помещений на просторы полей и лугов. Изумрудом, обмытым желанным дождичком, пробивалась кое-где травка.
Тревога обволакивала душу Наташи, как темные тучи на голубом небе. Как Павел? Что с его выездом сюда? Февральские дни, особенно вечера, как-то вдруг, заметно замедлились в своем беге. К середине месяца все кругом потускнело, холодной изморозью окутался город. Липкая уличная слякоть затрудняла всякое движение. Казалось, что зима возвращалась вновь, посмеиваясь над преждевременным весенним настроением людей. Вечера наступали раньше и тянулись томительно долго.
Настроение Наташи почему-то так соответствовало переменчивой погоде, но она усердно молилась и верой старалась пробиваться сквозь тучи томления к желанному радостному будущему.
К встрече Павла готовились так же и в доме Комаровых, с волнением, так как считали, что благоразумнее всего ему остановиться там, у них. Но увы, никаких вестей от него не поступало и туда. Наконец, от утомительного ожидания Наташа совсем притихла, притихли и родители. Сегодня особенно весь день шел дождь и, хотя к вечеру несколько утих, но огромные грязные лужи местами разливались через всю улицу. Не особенно охотно Люба (сестра Наташи) собралась на вечернее собрание, одна из всей семьи, желая одновременно узнать через друзей, нет ли каких вестей от Владыкина.
Гавриил Федорович проводил старшую дочь за калитку.
— Люба, не задерживайся после собрания и принеси нам радостную весть, — заботливо, по-отцовски, проговорил он, провожая ее.
Свет в доме горел тускло; и все предались размышлениям, лежа каждый на своей кровати. Наташа ничего не хотела делать, да при таком свете ничего сделать и нельзя. Все тихо, мирно разговаривали… Одна собачонка беспокойно охраняла двор, то и дело поднимая лай и предупреждая прохожих, что двор не беспризорен. На сей раз она заливалась необычно, с азартом и, почти не переставая. Екатерина Тимофеевна обратила на это внимание: