— Да? — сказал он, не поднимая головы.
— По-моему, у меня бешенство.
— Что?
Его глаза широко раскрылись, и он заметил белую пену в уголках ее рта.
— Р-р-р… — Она улыбнулась, и от ее улыбки у него сердце едва не выскочило из груди.
Джон повернул ее к себе:
— Честное слово, Эли, я буду…
Она не дала ему договорить. Он ответил на поцелуй, раздвигая языком мятную массу, почувствовал ее руку у себя на бедре и наклонился вперед, опуская пальцы все ниже к ее раздувшимся грудям. Его руку легонько сжали, и, открыв глаза, он увидел, что она смотрит на него, подняв брови.
— Нет уж, лучше туалет отскребать, чем заниматься тем, о чем ты подумал.
Джон вздохнул.
— И даже не…
— Ни под каким видом, — ответила она с ухмылкой, освобождаясь из его объятий. Джон оперся руками о раковину и, глядя в зеркало, попробовал вспомнить, когда же они в последний раз занимались сексом.
Донна Пул наклонилась и легкими движениями нанесла последние штрихи макияжа на веки пациента.
— Ты выглядишь просто изумительно.
— Честно? А глаза у меня не красные?
Зеркало у кровати было сдвинуто — Донна говорила правду.
— По сравнению с тем, что было несколько дней назад, уже гораздо лучше.
Голова пациента склонилась набок, бинты слегка терлись о подушку. Раздался звонок в дверь.
— Это он!
Донна вскочила на ноги и поспешно вышла.
Как только дверь захлопнулась, за окном послышалось хлопанье крыльев. Малиновка села на окно и, склонив голову набок, выжидательно посмотрела на больного.
Пациент медленно потянулся за печеньем, лежавшим на столике у кровати, разломил его и начал крошить на покрывало. Несколько взмахов крыльями, и птичка села в нескольких сантиметрах от красных ногтей. Она клюнула крошку, огляделась, клюнула еще раз.
Если бы не моргали глаза, пациент вполне бы мог сойти за статую. Или за труп.
Шаги на лестнице приближались; птичка перестала кормиться и прислушалась. Как только двери начали открываться, она пулей метнулась обратно в окно.
Донна отошла в сторону, пропуская в комнату доктора. Пациент попытался улыбнуться.
Доктор О’Коннор медленно подошел к кровати, смахнул крошки с покрывала и присел.
— Ну что ж, давайте снимем бинты и посмотрим, как подживает лицо.
— Это больно? — Дрожащие пальцы схватились за ворот ночной рубашки.
— Ни капельки, — ответил О’Коннор, открывая свой чемоданчик. Тщательно протерев руки антисептической салфеткой, он вынул ножницы из нержавеющей стали. — А теперь не шевелите своей хорошенькой головкой: я разрежу бинты.
Лезвия ножниц сошлись, и внешний слой марли отпал.
— Отлично. — О’Коннор отложил ножницы, взялся за свободный конец и начал аккуратно разматывать бинты, скрывавшие нижнюю часть лица пациента.