— Возьми немного масляной поливки с низким содержанием холестерина, — поправил Нат. — Сперва я называл его «не могу поверить, что это — не масло», — объяснил он Делии. — А потом я начал мыть волосы средством под названием «господи, волосы пахнут потрясающе».
Делии это замечание показалось таинственным, но Ной хихикнул. Дедушка взглянул на подростка, его губы шевельнулись, как будто он пытался улыбнуться. Потом повернулся к Делии:
— Я слышал, вы из Балтимора.
— Да, — ответила она.
— У вас там семья?
— Вроде того.
Старик приподнял брови, но она ничего больше не сказала.
— В этом доме девяносто процентов людей — из Балтимора, — после паузы заговорил Нат.
— Правда?
— Богачи с Восточного побережья, вышедшие на пенсию. Люди из Роланд-Парка и Гилфорда.
Делия и бровью не повела, будто она никогда не слышала о Роланд-Парке и Гилфорде.
— Вы же не думаете, что все эти расфуфыренные старушки — местные, — продолжал старик. — Господи, разумеется, нет. Я бы сам никогда не оказался здесь, если бы не женился на Мюррей. «Мюррей» как «Специи для крабов Мюррея». Вы думаете, заштатный никчемный фотограф мог бы позволить себе жить здесь?
— Я слышала, в июле снова собираются поднять цены, — сказала ему Бинки.
Делия рассматривала комнату. Упоминание о фотографии заставило ее присмотреться к снимкам, развешенным повсюду, — большим черно-белым фотографиям в профессиональных рамках.
— Это ваши работы?
— Эти? Если бы.
Нат встал, в этот раз потянувшись за тростью.
— Они были сделаны мастерами, — сказал старик, подходя к ярко-зеленому стеллажу. — Эдвард Уэстон, Маргарет Бёрк-Уайт. — Затем наклонился, чтобы посмотреть на снимок слева — трубы заводов, расположенные, как ноты на бумаге. — Я фотографировал невест, сорок два года снимал невест. Время от времени подворачивались пары, праздновавшие золотую свадьбу. Потом у меня началась, как я это называю, подагра.
Он потянул свою бороду и сделал неопределенный жест. Делия сначала подумала, что он указывает на коврик.
— Перенесенный в детстве полиомиелит снова дал о себе знать, — продолжал Нат. — Тельма, это моя жена, спокойно все восприняла, но записала нас в очередь, когда Сениор-Сити только собирались строить. Не знаю, почему она не хотела уезжать из нашего большого старого дома еще долго после того, как девочки выросли и разъехались. Тельма всегда говорила: «А что если они захотят вернуться по какой-нибудь причине?» И, вы знаете, они возвращались: все они бросались домой, как только у них наступал какой-нибудь мелкий кризис, таково мое мнение. «Господи, Тел, — говорил я, — мы не можем всю жизнь с ними нянчиться! Посмотри на кошек, — сказал я ей, — они рожают котят, облизывают их, а потом, когда через несколько лет встречают на улице, знать их не знают. Думаешь, у людей должно быть по-другому?»