— Ты откуда, песий сын? — воскликнул Мирон, увидев холопа в изодранной рубахе и с окровавленным лицом.
— Оттоль же, откуда и ты, — угрюмо ответил Панфил, — ишь, как меня боярин употчевал.
Мирон подозрительно посмотрел на него.
— Не с твоей ли охоты?
Панфил изумился.
— Белены я, что ли, объелся? Как это он меня саданет. Рраз! Сказывай, гыт. Я его на двор, а сам в бега. Слава Господу, не поймали.
— А то?…
— Кожу бы снял, — угрюмо ответил Панфил и, обратясь к Сычу, сказал: — Старичок, дай рожу обмыть!
Старый Сыч прищурил свой единственный глаз.
— Думаешь, краше будешь, — усмехнулся он, — ты погляди, как надулась-то! Мази тебе, мил человек! — с убеждением заявил он. — Пойдем, что ли.
Мирон взглянул на Акулину и покачал головою.
— Думал, что он нас предал, а нет. Кому ж бы?
Он задумался, но через минуту тряхнул головою.
— А! бес с ним! Ну, рада, лебедушка? — он ласково посмотрел на Акулину. Та вспыхнула и горячо обняла его.
— Везде за тобой пойду! В огонь, в воду веди. Холопка я твоя, кабальная!..
— А боярин понравился? — усмехнулся Мирон. Акулина грозно выпрямилась.
— Чтобы сдох он, старый пес, — злобно произнесла она, — греховодник! Сколько он душ загубил. Возьмет из застенка, да и в полюбовницы себе, а жену насмерть бьет. Я бы ему! — И она так выразительно вытянула свои сильные руки, что боярин Матюшкин, увидя ее, замер бы от страха.
— Небось, — сказал, входя в горницу, Панфил, — он и от меня попомнит!
Мирон приветливо кивнул ему головою.
— Садись, Панфил, вместе чару выпьем. Я, признаться, думал — ты нас боярину выдал, да, вишь, прошибся. Эй, Сыч, давай вина, пока гостей нету!
Сыч тотчас поставил чарки и красулю [11] и сам подсел ближе.
— Взяли-то кого? — спросил он.
— А всех! — ответил Мирон. — И Ермила, и Сеньку, и Федьку.
— Хорошие ребята! — покачал головою Сыч.
— Вот ужо дознаюсь, что с ними. Ночь придет — выберусь, — сказал Мирон и прибавил: — Наше дело такое: из честного пира да на виселицу!
Панфил усмехнулся.
— А я на виселицу не пойду!
— Поволокут волоком. Ну, пей, что ли, а там и поспать малость надо!
В это же время в страшном застенке перед самим боярином стояли Косарь, Неустрой и Шаленый. Тимошка с мастерами готовил дыбу и следил за железными щипцами, что накаливались в горне, и тут же вертелся рыжий Васька, которому в награду боярин разрешил впервые участвовать в работе.
— Ну-ну, соколы, — сказал боярин после целого ряда вопросов, на которые все трое хранили упорное молчание, — не хотите говорить с боярином, погуторьте с плетью. Нукась, Тимоша!
Тимошка грубо схватил за плечо Неустроя и дернул его к дыбе.