— Я никак не могу понять, — заметил Флинн, — какое отношение к нам имеют цыгане.
— Дело в том, что цыгане, — объяснил я, — тоже считают себя охотниками. Мир — это их охотничьи угодья. Оседлые жители — «сидячая дичь». В языке цыган слово «оседлый» буквально означает «мясо».
Флинн обратил ко мне лицо.
— А знаете, как наш народ называет белого человека? — спросил он.
— «Мясо», — предположил я.
— А знаете, как у нас называют благотворительный чек?
— Тоже «мясо».
— Принеси-ка сюда стул. Я хочу с тобой поговорить.
Я отыскал стул, на котором сидел до этого, и уселся рядом с Флинном.
— Извини, что я был немножко резок, — сказал он. — Ты бы видел психов, с которыми мне приходится иметь дело. Что будешь пить?
— Пиво, — ответил я.
Еще четыре пива, — сказал Флинн мальчишке в оранжевой рубашке.
Мальчишка поспешил за пивом.
Флинн наклонился и что-то прошептал на ухо Голди. Она улыбнулась, и он заговорил.
Белые люди, начал он, делают типичную ошибку, полагая, что, раз аборигены — скитальцы, у них не может быть никакой системы землевладения. Это сущий бред. Конечно, аборигены не мыслят свою территорию как сплошной кусок земли, обнесенный заборами; для них это скорее неразрывная сеть, или совокупность цепочек, «троп» или «сквозных путей».
— Все наши слова, означающие «страну», сказал Флинн, — одновременно означают «тропа».
Этому есть одно простое объяснение. Большая часть равнинной Австралии представляет собой засушливую местность, покрытую чахлым кустарником, или пустыню, где дожди выпадают лишь изредка, а за одним тучным годом могут последовать семь тощих лет. В таком климате оставаться на одном месте — самоубийство; чтобы выжить, нужно двигаться. «Собственная земля» человека определялась так: «место, где я не должен просить». И все же, чтобы чувствовать себя «дома» в такой местности, нужно точно знать, как из нее уйти. Все надеялись по крайней мере на четыре «выхода» и «пути», которыми можно безопасно воспользоваться в пору беды. Каждому племени — хотело оно того или нет — приходилось налаживать отношения с соседями.
— Например, если у А были фрукты, — объяснял Флинн, у Б — утки, а у В — разработки охры, то существовали четко определенные правила относительно обмена этими товарами, а также четко определенные торговые пути.
То, что белые люди называли «Обходом», на деле являлось чем-то вроде телеграфа и фондовой биржи, позволявшего обмениваться сообщениями людям в буше, которые никогда не видели друг друга, которые, быть может, и не подозревали о существовании друг друга.
— Такая торговля, — продолжал Флинн, — не являлась торговлей в том смысле, в каком понимаете его вы, европейцы. Это не купля-продажа ради выгоды! Наша торговля всегда была симметричным обменом.