Божья воля (Павлов) - страница 114

— Да ну! — прошептал он.

— Вот тебе и ну! — раздражённо отозвался Алексей. — Спета наша песенка.

Михаил Владимирович совсем растерялся.

— Как же это так, — опять прошептал он. — А я-то хотел…

Алексей быстро поднял голову и насмешливо, в упор взглянул на брата.

— Чего ты хотел? — быстро произнёс он. — Новых милостей? — и прибавил, качая головой: — Ныне поздно.

— Да не то, не то, — почти простонал его собеседник. — У меня горе, большое горе…

— Что ещё такое? — уныло спросил фаворит царя, которому теперь всякое горе было уже нипочём после этого страшного удара.

— Случилась неслыханная вещь… — глухо ответил Михаил Владимирович, — Алёшу убил Барятинский…

Алексей даже привскочил с места.

— Это покойник-то! Да ты с ума сошёл!

— Какой покойник! — отчаянно махнул рукою Михаил Владимирович. — Он живёхонек… До поры скрывался.

Горькая улыбка исказила гримасой лицо Алексея.

— А теперь и объявился. Выждал, пока гром над Долгорукими грянет, и сам нагрянул. Видно, такова воля Божья, — раздумчиво закончил он.

— Что же мне делать? — простонал Михаил.

— Не знаю… ничего не знаю…

— Арестовать-то его можно?.. да суд нарядить?

— Коли убийство совершил — вестимо можно… — как-то нехотя ответил Алексей Григорьевич, занятый собственными безотрадными грёзами…

Вдруг он вздрогнул. Дикая, но смелая мысль мелькнула, как молния, в его голове. Он быстро встал с кресла и резво схватил за руку ошеломлённого, ничего не понимавшего брата и потащил его в противоположный конец комнаты…

Глава XII

Предерзостный замысел

Отведя брата с самым таинственным видом в один из дальних углов залы, Алексей Григорьевич тяжело опустился на стоявший тут диван и, показав рукой на ближайшее кресло, сказал:

— Садись. Нам поговорить надо.

Михаил Владимирович молча уселся, совершенно не понимая, что творится с царским фаворитом, о чём он хочет говорить с ним в такие минуты, когда ни ему, ни Алексею Григорьевичу совсем не до разговоров, недоумевая особенно потому, что до сих пор Алексей как-то всегда пренебрегал его советами и никогда не позволял себе вступать с ним ни в какие интимные разговоры.

Алексей Григорьевич Долгорукий скользнул пытливым подозрительным взглядом по лицу брата, сидевшего в неподвижной позе с застывшим в глазах недоумением, и затем заговорил таким низким шёпотом, что Михаил должен был, чтоб расслышать, вплотную придвинуться к нему.

— Слушай, Михайло, — начал он, — поклянись мне, что не выдашь меня… не изменишь мне…

Михаил Владимирович вздрогнул от неожиданности этих загадочных слов и испуганно заморгал своими слезящимися глазками…