«Но что же делать? Что? — задала себе мысленно вопрос Елизавета. — Не бежать же, в самом деле!»
И против её воли на её пухлых губах скользнула улыбка.
«Нет, — решила она. — Будь что будет. Одна надежда на Господа Бога. Поручаю Ему свою судьбу и жду только от Него помощи и защиты…»
И это решение как-то значительно облегчило её. Так что когда приехал старик Барятинский, она встретила его с обычной весёлой усмешкой.
Иван Фёдорович был любимцем её великого отца, верой и правдой служил матери, и в память расположения к нему её царственных родителей и Елизавета уважала его и любила.
— А, сударь! — приветствовала она его. — Здравствуй. Давненько мы с тобой не видались. Не хочешь помирать, встал-таки?
— Встал, ваше высочество, — с тяжёлым вздохом ответил старик, — встал, да, видно, не на радость.
— А что приключилось?
— Чай, изволили слышать, какая история с Васей-то разыгралась?
Елизавета кивнула головой.
— Слышала. Знаю. Молодчина твой племянник. Хорошее дело сделал, что одного из долгоруковской стаи на тот свет отправил, — с нескрываемым презрением сказала она. — Скажи ему от меня за это большое спасибо…
— Вот вы, ваше высочество, благодарность ему оказываете, а Долгорукие — так те ничего благодарственного не окажут…
— Ну ещё бы, им-то! — согласилась принцесса Елизавета и потом быстро прибавила: — С этой-то стороны не всё ладно. Долгоруких что волков, дразнить негоже…
Старик Барятинский покачал головой.
— Ох, куда негоже, — заметил задумчиво он, — не такой это народ, чтоб обиду честным образом на обидчике взыскать. Они потайным путём ходят, словно воры ночные из-за угла бьют…
— Верно, верно! — опять согласилась Елизавета.
— Заперли они Васеньку-то, — вдруг неожиданно брякнул старик.
— Как заперли?!
— Да так. В казематку. Уж и суд наряжен.
Елизавета пристально поглядела на старика, покачала головой и тоже промолвила, словно отвечая самой себе на какую-то тайную думу:
— Плохо дело, значит.
— На что хуже.
— Уж и суд наряжен, сказываешь?
— Говорят так. По всей строгости-де законов будут судить. Так-де император велел.
Елизавета вздрогнула и невольно как-то вскрикнула.
— Ложь!
Старик Барятинский подумал, что это восклицание относится к его словам, даже перекрестился.
— Богом клянусь, матушка царевна, от слова до слова правда. Вот те крест.
Елизавета опять против воли улыбнулась.
— Да я не про то, — молвила она. — Ложь — говорю, что император велел. Петруше не до того… Он умирает…
И, выговорив это страшное слово, она почувствовала, как глаза её наполнились слезами.
Иван Фёдорович вздрогнул от этих слов, как от громового удара.