1000 ликов мечты (Бугров) - страница 9

На примере свифтовского «Гулливера» мы уже убедились в том, что литературные произведения, в силу тех или иных причин вызвавшие определенный общественный резонанс, как правило, становятся объектом для подражаний: иногда — неосознанных и потому сугубо «серьезных», чаще шутливых, пародийных. О пародиях на пьесу по роману Жюля Верна уже упоминалось в приведенной нами цитате из «Отечественных записок». Но давайте продолжим эту цитату. «На одном театре дают „Путешествие вокруг света в восемьдесят минут“, а на другом — „Путешествие вокруг света в восемьдесят ночей“…» — писал корреспондент журнала, ничуть не подозревая, конечно, о том, что по крайней мере название первой из этих пародий неожиданно окажется воистину пророческим. Не заставили себя ждать и подражания роману. Вскоре после путешествий Нелли Блай итальянец Улисс Гриффони написал роман «Вокруг света в тридцать дней». Некий американец, герой этого романа, более чем в два раза превышал рекорд Филеаса Фогга. И последний умирал от огорчения, узнав об этом… В 1908 году в петербургском журнале «Природа и люди» появилось — в переводе с французского — еще одно подражание Жюлю Верну: роман Поля д'Ивуа «Вокруг света с гривенником в кармане». На этот раз герою, журналисту Лавареду, по завещанию отходит многомиллионное наследство. Но… лишь в том случае, если он сумеет объехать вокруг света «зайцем», с пятью су в кармане. (Французское издание романа так и называлось: «Пять су Лавареда».) И вот журналисту приходится хитрить, изворачиваться, не брезговать даровыми обедами… А в 1911 году «Вокруг света» начал печатать с продолжением роман Роберта Крафта «На автомобиле вокруг света», тоже явно навеянный романом Жюля Верна… Впрочем, Жюль Верн, всегда склонный к иронии и шутке, и сам предвидел возможность появления «вариантов и вариаций» своего шумно знаменитого романа. Предвидел и в свою очередь иронизировал над ними. В его романе «Клодиус Бомбарнак», опубликованном в 1892 году, среди пассажиров экспресса «Россия — Пекин» есть незадачливый немецкий барон с «нескончаемой» фамилией Вейсшнитцердерфер, который мечтает посрамить всех прежних рекордсменов: объехать земной шар за тридцать девять дней. Честолюбивому соискателю рекордов объехать-то шар удается. Но путешествие, он заканчивает… на сто восемьдесят седьмой день! И наконец, еще один любопытный факт из «послужного списка» знаменитого романа, связанный на этот раз с именем… Льва Толстого. Из воспоминаний современников нам известен восторженный отзыв писателя о французском фантасте: «Романы Жюля Верна превосходны! Я их читал совсем взрослым, и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев!..» В середине семидесятых годов в семье Толстых были часты вечерние чтения. Наступал вечер, дети окружали Льва Николаевича, и тот прочитывал им одну-две главы из новой книги необычайно популярного в те годы Жюля Верна. Привезенный из Москвы новый роман — «Вокруг света в восемьдесят дней» оказался без иллюстраций, и это, очевидно, разочаровало юных слушателей. И тогда… «Тогда папа начал нам иллюстрировать его сам, — вспоминал И. Л. Толстой. — Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах…» Рисунки были в основном выполнены пером, черными чернилами, на небольших листках бумаги и были, конечно, далеко не профессиональны. И все же герои жюльверновского романа на рисунках Льва Николаевича Толстого — живые люди, настроение которых в различные моменты различно. «…Мы с нетерпением ждали вечера и всей кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку…» Часть этих рисунков со временем была, по-видимому, утрачена: в фондах музея Л. Н. Толстого сохранилось до наших дней лишь семнадцать набросков к роману Жюля Верна. Тринадцать из них, но свидетельству специалистов, выполнены самим Львом Николаевичем. Эта деталь, столь, казалось бы, «неожиданная» в наследии титана реалистической литературы, — вещественное доказательство той увлеченности, с какою читался — да и сегодня читается! — знаменитый роман.