— И всё-таки видел ты сих гурий?! — Императрица опять засмеялась.
— Каюсь, великая государыня. Бывший шах Хусейн имел неосторожность пригласить меня в гости в просил никому не рассказывать о том, что увижу, но я… только вам, великая государыня, и обер-камергеру — больше никому ни слова о шахских гуриях…
— Ну, сластолюбец, давай-ка рассказывай дальше! — потребовала Анна Иоановна.
— Когда шаху вздумается осчастливить одну из них, то старший евнух громко объявляет: «К царю-царей и к полюсу Вселенной изволит приходить его царственная супруга!» Весь караул в сей момент падает на колени и склоняет головы до полу… То же происходит, когда наложница возвращается от шаха в свою комнату…
— Оказывается, у шаха вовсе нет стола, и даже вилок и ложек не имеется, так ли? — полюбопытствовала императрица.
— Это так, великая государыня, — охотно отвечал Волынский. — Обедает шах один, сидя на ковре, куда стелют пёструю персидскую скатерть и ставят с десяток, а то и более блюд всевозможных. Ест шах руками, б министры и принцы стоят сзади. После ухода шаха они доедают остатки. Но ещё забавнее, ваше величество, как ведутся дела во дворце шаха. Нет у них ни законов, ни каких-либо иных письменных инструкций. Мирзы сидят в двух-трёх комнатах на полу и пишут очищенными камышинками, держа бумагу на коленях. Весь шахский архив — это несколько развешенных на стенах мешочков, в которых торчат свёрнутые в трубочку бумаги. Время от времени бумаги эти уничтожаются, так что архива вовсе не существует…
— Поборы, говорят, у них процветают самые жестокие, — заметил Бирон.
— В Персии есть и «дающие», и «берущие», и вообще пороков очень много, — согласился Волынский. — Но шах одобряет всякие нарушения. Да и притча у них в ходу: «Всякий порок, одобряемый царём, становится добродетелью».
Анна Иоановна потёрла пальцем жирные мешки под глазами, спросила с усмешкой:
— Не оттого ли, Артемий Петрович, ты шаха пытался наказать чуть ли на миллион, что всякий порок шахом прощается?
— Это дело прошлое, великая государыня, и я получил за сей порок от Петра Великого. Но смею заметить, ваше величество, что и вы пришли к тому же мнение: кормить целую армию, живущую в Гиляни, нет никакого проку. Я не мог подсказать государю, чтобы он вывел войска, но ваше величество это сделали сами… Стало быть, и мои притязания к шаху были разумными.
— Был бы ты глупцом, Артемий Петрович, здесь вот так, по-барски, не сидел, — заметила императрица и посмотрела на Бирона. Тот согласно улыбнулся, что означало: обер-камергер весьма доволен знакомством и беседой с Волынским.