Колоколец, на звон которого первым выскочил Арслан, оказался на дипкурьерской кибитке на санях, запряжённой двумя крупными лошадями. Кибитку сопровождали калмыки и казаки — не меньше сотни всадников. Арслан едва разместил всех в юртах. Пока они отдыхали, Арслан готовился в дорогу с десятью джигитами. Из разговоров Арслан узнал, что на юг едет сам посланник российский Калушкин. Тощий и длинный, с чёрным задубевшим от мороза лицом, он и в юрте не снимал с себя шубу и всё время ощупывал походную сумку, в которой вёз важные документы. Узнав, что сопровождать его будет отряд под командованием сына туркменского хана, посол спросил:
— Говорят, Большой Кавказский перевал сплошь занесён снегом. Через него полезем или есть иной путь?
— По берегу моря поедем. — Арслан заглянул в доверчивые глаза русского посланника. — За Дербентом в Баку совсем не будет снега.
— Хорошо, если так, а то мы намёрзлись пока по русским равнинам мчались…
Два дня русские отдыхали, отсыпались и откармливались, а на третий отправились в путь. Тридцать вёрст отмахал с ними Арслан, затем передал курьера и посланника другим джигитам. Через неделю вновь возвратился на Куму и велел зажечь в юрте очаг. Снова полусонная жизнь в ожидании следующего курьера с почтой в дальние, чужие края. «Скачут туда, скачут обратно, но что меняется от этого? — задумывался по ночам Арслан. — Сначала в Гиляни были персы, потом афганцы, русские, теперь опять персы, а что изменилось? Люди мечутся и гибнут, как муравьи, а земля высыхает под солнцем и разрушается от снега и ветра. Людям надо сеять зерно и выращивать скот, но ни один сеятель и ни один чабан не возвышен Аллахом, все они умерли, не оставшись в памяти потомков. А разрушители мира живут по тысяче лет и даже больше. Сначала убивают, а когда умирают, то жизнь их продолжается в гробницах и дворцах. Говорят, пирамиды фараонов стоят тысячелетия, а не будь их, то никто бы не знал, какой фараон был и когда жил. И если я захотел бы сохранить о себе память, то мне надо было бы оставить о себе такой след, чтобы его видели люди через тысячелетия. Этого сделать невозможно, ибо мы, твари, порождённые Аллахом, так же, как муравьи или другие насекомые и звери, живём на земле, чтобы размножаться. И размножение наше начинается чуть ли не с пелёнок. Неплохо бы узнать, с ведома ли Аллаха или корысти ради Нияз-бек продал моему отцу свою дочь, чтобы осчастливить меня? Нияз-бек спешил, боялся, что женюсь на другой. Кто его надоумил: Аллах или Сатана?…» Мысли Арслана текли ручьём, не останавливаясь ми на миг: «Я похож во всём на своего отца, который ищет истину, но совершает глупости».