— Чует душа, опять быть беде, как в прошлый раз, когда ураган налетел…
— Может, и налетит ветер, — согласился Юнкер. — Да нынче он нам особой беды не принесёт. Корабли ваши все в устье Волги зимуют, да в южных пристанях. Вроде бы опасаться нечего…
Ночь и в самом деле никакой беды не принесла, а днём из Тарков примчался курьер с мрачным известием: умер Пётр Великий…
Отстранённый от губернаторской должности, Волынский заметался, не зная, куда себя деть. Сначала хотел ехать в Астрахань, но, поразмыслив, решил: «Уехать туда, всё равно что в чёрный угол спрятаться. Может, царь и не достанет там, но оттуда и никогда не выбраться — так и сдохнешь в Астрахани, отвергнутый и забытый всеми…». К тому же Волынский не терял надежду, что гнев императора уляжется: посердился Пётр Алексеевич да и простит. Из Санкт-Петербурга Волынский приехал в Москву, к Нарышкиным, где остались на зиму жена с дочерями, и решил перезимовать с ними. Покоя, однако, в Москве не обрёл. Всё время приглядывался да прислушивался, не стучатся ли люди из приказа? И вот сообщили Артемию Петровичу свои люди, что князья Мещерские за надругательство над их родичем обер-лейтенантом Преображенского полка и государевым посланником в Персию подали на астраханского губернатора в суд. Дело весьма серьёзное и вроде бы сам император поддерживает Мещерских. Что делать, как быть?! Вспомнил тут Артемий Петрович о своём воспитателе Семёне Андреевиче Салтыкове, который, по болезни, на зиму в своё подмосковное поместье приехал. «Разве ему пожаловаться?» Салтыкова он называл своим вторым отцом, ибо с пятилетнего возраста жил в его семье, лишившись матери. Отец Артемия, царский стольник, а затем казанский воевода, женившись на другой, так и не взял сына от Салтыковых. В пятнадцать лет Артемия определили в драгунский полк простым солдатом, дослужился он до ротмистра, замечен был Петром Первым и произведён в подполковники, после поездки в Исфагань получил полковничий чин и должность астраханского губернатора. Изредка Волынский писал своему воспитателю. Вспомнив теперь о нём, рассудил; «Повидаться с дяденькой надобно не только ради того, что долго не виделись: Семён Андреевич — ближайший родственный Романовых. Прасковья Фёдоровна Салтыкова была женой царя Ивана, старшего брата Петра Великого. Дочку их, Аннушку, не раз я нашивал на своих плечах хоть и толста была, да ещё по голове моей ладошками хлопала. Дяденька Семён Андреевич, небось, сможет успокоить императора и уговорить простить мне лукавство по службе и самодурство от вспыльчивости Размышляя так, Волынский в то же время сомневался: «А вдруг дяденька шибко болен? Приедешь к нему, а он в постели кофе пьёт или того хуже — горшок под ним? Тогда и поездка будет напрасной, только время потеряешь. Александру бы к Петру Великому отправить прямо с дочками, Машенькой и Аннушкой. Упала бы ему в ноги со слезами, небось, дрогнуло бы императорское сердце. Всё-таки кузина!» Но вспомнил Артемий, что государь даже своего родного сына не пощадил, на суд и казнь отдал. Что для него слёзы кузины?! Скажет, как не раз говорил: «Закон для всех один, нет для него ни родственников, ни друзей! Не посчитался с законом, и он с тобой не посчитается!»