— Ошибиться Иванов не мог. Перед смертью сознание человека обостряется, все чувства его как бы усиливаются. Об этом говорят многие факты, и ученые-психологи придерживаются этого мнения. Недаром сам Иванов подчеркнул, что его голова удивительно прояснилась. Насильственная смерть не то, что смерть от болезни, на своей постели. Притворяться Миронову было ни к чему. Повторяю, в момент расстрела немецкие офицеры не видели его лица. Перед кем же он притворялся?
Афонин молчал. Ему было досадно, что эти, вполне очевидные, соображения не пришли в голову ему самому. И, словно поняв его мысли, Круглов сказал:
— Ты не знаешь того, что знаю я, Олег Григорьевич. То, что для меня всё более становится ясным, покрыто туманом для тебя. Но этот туман скоро рассеется, даю тебе слово.
Афонин красноречиво вздохнул. Круглов усмехнулся.
— Потерпи еще немного, — сказал он. — Значит, ты согласен, что у Миронова не могло быть неистовой ненависти к советским людям?
— Пожалуй, согласен.
— Ну, а к немцам?
— Судя по рассказам Нестерова, Лозового и Добронравова, безусловно была.
— Значит, если бы перед ним находились не партизаны и подпольщики, а немецкие агенты и провокаторы, он мог расстрелять их с таким выражением лица, которое у него было, по словам Иванова?
— Мог-то мог, но перед ним…
— Погоди! Я еще не кончил. О чем говорит тот факт, что все осужденные остались живы?
— О том, что у Миронова не было опыта в ремесле палача.
— А еще о чем?
Афонин потер лоб.
— Право, не могу сообразить.
— Как должны были поступить офицеры гестапо, опытные в расстрелах?
— Понял вас! Странное доверие к Миронову и тот факт, что осужденные остались живы, свидетельствуют о том, что среди пятерых офицеров гестаповцев не было.
— Не только это. Может быть и другое объяснение. Вот пока всё!
— Вы не упомянули о четвертом факте.
Круглов посмотрел на часы.
— Да, не упомянул, — сказал он. — Через час должен прийти Иванов…
— Но ведь он в Кремле.
— Вручение наград отложено на послезавтра. Всё из-за того же Михайлова.
— Вы думаете, что до завтра…
— Всё будет окончено сегодня. Предстоящий разговор с Ивановым окончательно всё выяснит. В том числе и четвертый факт. Ты будешь присутствовать при этом разговоре. И если даже тогда не догадаешься обо всем, то я буду очень разочарован.
— Разрешите до приезда Иванова вернуться к себе в кабинет. Есть неотложное дело.
— Иди! Когда Иванов будет здесь, я позвоню.
Звонок раздался через полтора часа. Войдя в кабинет, Афонин увидел комиссара Иванова и услышал конец фразы:
— …что пришлось вас побеспокоить. Но это необходимо.