Обе версии случившегося были настолько туманны и противоречивы, что Ральф имел все основания сомневаться в их правдивости. Скорее всего, арестовали нескольких правонарушителей, чей энтузиазм перешел все дозволенные рамки. В таких местечках, как Дерри, подобное случается довольно часто; слухи разрастаются как снежный ком, переходя из уст в уста.
И все же Ральф не мог отделаться от ощущения, что на этот раз все гораздо серьезнее, в основном потому, что как в версии Билла, так и в рассказе Луизы фигурировал Эд Дипно, а Эда уж никак нельзя назвать обывателем, протестующим против абортов. В конце концов, он был парнем, вырвавшим клок волос вместе с кожей из прически своей жены, пересчитавшим все ее зубы и сломавшим ей челюсть только потому, что увидел ее подпись под петицией, в которой только упоминался Центр помощи женщинам. Он был парнем, который действительно уверен, что некто, именующий себя Кровавым Царем — отличная кличка для борца, подумал Ральф, — прибыл в Дерри, а его помощники вывозят нерожденные жертвы из города в крытых грузовиках (плюс в некоторых пикапах, где человеческие зародыши прячут в бочонках с надписью «ОТ СОРНЯКОВ»). Нет, решил Ральф, раз уж в этом деле замешан Эд, значит, это не просто случай с неким оголтелым дуболомом, нацепившим на себя плакат протеста.
— Пойдемте ко мне, — неожиданно предложила Луиза. — Я позвоню Симоне Кастонья. Ее племянница работает в регистратуре Центра. Если кто-то и знает, что же произошло на самом деле, то это Симона — уж она обязательно позвонила Барбаре.
— Но я собрался в супермаркет, — помялся Ральф. Конечно, это не то, но совсем маленькая: аптека находилась рядом с супермаркетом, в полу квартале от парка. — Я зайду к тебе на обратном пути.
— Хорошо, — улыбнувшись, ответила Луиза. — Мы ждем тебя через несколько минут, ведь так, Билли?
— Конечно, — ответил Мак-Говерн, неожиданно заключая Луизу в объятия.
Объем был велик, но ему все же удалось справиться. — А пока ты принадлежишь только мне. О Луиза, эти сладкие мгновенья пролетят как один миг!
А за оградой парка несколько молоденьких женщин с детишками в колясках наблюдали за ними, возможно, привлеченные жестикуляцией Луизы, становившейся просто грандиозной, когда та бывала чем-то взволнована. И теперь, когда Мак-Говерн, обняв Луизу, слегка наклонил женщину, глядя ей в глаза с испепеляющей страстью плохонького актера, исполняющего последнее па знойного танго, одна из мамаш что-то шепнула на ушко другой, и обе рассмеялись. Пронзительный, недобрый звук, заставляющий думать о царапанье мела по грифельной доске или о скрежете вилок по фаянсовой посуде.