Если бы они знали обо мне всё, то не были бы столь беспечны: поставили бы на окно комнаты решётку, а под окно часового. Но они почему-то решили, что я рохля и где-то даже «ботаник». Типичные солдафонские умозаключения: раз не служил в их грёбаной армии — значит, не мужик. Интересно, им такое слово «трейсер» известно? А я ведь кроме паркура ещё и страйкболом занимаюсь, вернее, занимался до того, как попал сюда. Не буду врать, что достиг вершины мастерства, — из паркура я, честно говоря, уже просто вырос — но кое-какие навыки сохранились. «Для меня эта ночь вне закона»… Не сочтите меня большим поклонником творчества Высоцкого, но в данном случае он попал в точку.
Два этажа, пусть и высоких, для меня совершеннейший пустяк, потому прыгаю прямо с подоконника и приземляюсь аккуратно и бесшумно. Зря они разрешили мне свободно перемещаться по территории Петропавловской крепости, ограничив лишь во времени. Теперь попасть за её пределы для меня — дело-пустяк. Я тень, скользящая во мраке, я почти бэтмен.
У подножия Алексеевского равелина оборудую схрон и прячу туда принесённые с собой вещи. Теперь назад в крепость. Пора навестить «дядю» Мишу. Слышал я давеча его разговор с Абрамовым о посланнике в Париж к Игнатьеву за бабосами, — они всё-таки очень беспечны! — сейчас хочу пошарить у него в кабинете. Эх, не видят меня мои товарищи по экстриму!
Раз, два — и я буквально впархиваю в растворённое окно. Запаливаю фитиль керосиновой лампы и начинаю осмотр бумаг. «Дядя» Миша очень аккуратен, потому нужное нахожу быстро. Бегло просматриваю — то, что надо!
Прячу бумаги под одеждой. Теперь, извините «дядя» Миша, но придётся организовать в вашем кабинете маленький — хотя, как получится — пожар. Валю лампу на бумаги и сигаю за окно. И сразу в тень — патруль! Но им не до меня, заметили пламя.
За окном суета, а я уже в постели.
Отпустить меня искупаться эту цепную сучку Ольгу особо даже и уговаривать не пришлось — жара! Помаячил среди отдыхающего люда полчаса для приличия, а потом нырнул и пропал для них, надеюсь, навсегда. Вышел из воды аккурат возле Алексеевского равелина. Из схрона извлёк узел с одеждой и кое-какой мелочью, среди которой была и совсем не мелочь — коробка из-под монпансье, а в ней золотые монеты от пана Граниевского. Кое-что я утаил и от Махно, и от своих «современников».
Границу со Швецией пересёк в поезде, в компании других кандидатов в «добровольцы» Не уверен, что в ведомстве Деникина в моё офицерское прошлое поверили на сто процентов, но Добровольческий корпус нуждался в пополнении, и меня взяли.