— Ну а если бы вы поступили в аспирантуру позже? — спросил Гаривас. — Года через три, а?
— Года через три был пятьдесят второй год. Не думаю, что у провинциального инженера с фамилией Браверманн была бы возможность поступить в аспирантуру ЦАГИ в пятьдесят втором. Я поступил в сорок девятом. В пятьдесят первом защитил кандидатскую и стал работать у Глушко. Последнее обстоятельство уберегло меня от многих тогдашних… веяний.
— Ну, веяния эти исправно веяли и дальше. — Гаривас затянулся. — Ни Тамма, ни Зельдовича, ни Харитона я не имел чести знать лично. Но вас я знаю лично. И я всегда поражался: как вам удалось прорваться с пятой графой?
— Володя, я всю жизнь делал им ракеты. Чихать они хотели на мою пятую графу. Нет, конечно, всякой мелкой мерзости хватало… Но в общем я всегда занимался тем, чем хотел заниматься. И мне почти не мешали это делать.
— Башня из слоновой кости?
— Брось, это красивые словеса… Просто хотелось работать. Видишь ли, Володя, когда знаешь, что можешь — как Глушко, Королёв или фон Браун — тогда наплевать на все. Лишь бы не мешали.
Израиль Борисович помолчал, потом сказал:
— Всегда помнил Елиневича. Он в пятьдесят шестом умер от инфаркта. Видимо, это он меня… запустил на орбиту.
* * *
Бравик спросил Худого:
— Когда можно ждать следующего файла?
— Если пойдет такими темпами, то завтра-послезавтра. Хорошо, что нет нужды в переборе по символам. Если б речь шла о человеке постороннем, то было бы сложнее. А про Вову я знаю очень много. Я взял «passwordlist» и добавил туда все, что может касаться Вовы. Фамилии, имена, даты, марки машин, поездки, Витю, Ольгу. Короче, все, что я вспомнил. Прога теперь подставляет не символы, а слова. Сначала я брутил через «3WHack», а вчера нашел прогу посильнее. Надеюсь, что завтра-послезавтра опять соберемся.
Они собрались на следующий день. Худой всех обзвонил утром и сказал, что «раровский» файл «grandpa» содержит два jpg-файла и один текстовый. «Там две фотографии, — сказал Худой Гене. — На одной маленький Вовка, и с ним пожилой человек. Фотография сделана в Одессе, они стоят возле оперного театра». «Все правильно, — сказал Гена. — “Grandpa” значит “дедушка”. Раз в Одессе — значит, это Вовкин дед».
В четверть седьмого они встретились в ресторанчике у станции «Парк культуры». Ресторанчик назывался «Париж», они уже несколько лет бывали здесь, это место приметил Гаривас. Их тут знали, и если зал был полон, то для них выносили еще один столик. Они вошли, сели в углу, заказали коньяк и закуску, Худой раскрыл лэптоп. Официантка принесла коньяк, салями и нарезанный лимон. Худой открыл первую фотографию. У входа в оперный театр стояли пожилой лысый, крепкий мужчина в белой рубашке, брюках и сандалиях на босу ногу, и стриженный «под канадку» мальчишка в тенниске и шортах. Мужчина хмуро смотрел в объектив, положив правую ладонь на плечо мальчишке. Ребенок натянуто улыбался, держа в руках игрушечный теплоход. У мужчины левый рукав рубашки был подколот к плечу булавкой.