Финальный отсчет (Кипарисова) - страница 44

Я зашла комнату братишки, наблюдая, как он спит, забавно выпятив губы. Ему снились сладкие сны. Они так заботились о нем, а меня забыли за несколько часов, отказались от дочери, увидев в ней демона, отдали церкви для своих экспериментов. Мои руки сжались в кулаки, но я не могла понять причину своей злости. Откуда пришли эти мысли? Откуда эта волна жара, покалывающая кожу? Зверь, теперь он говорил от моего имени.

Они позабыли обо мне, даже не пытаясь искать. Как такое возможно? В душе я надеялась, что смогу вернуться, что родители примут меня, сумеют притвориться, что ничего не случилось. Мой взгляд скользнул по грязной ночной сорочке, раскрашенной красными разводами. И на что я только надеялась? На прощение? Они не были на это способны. Убийство, что могло оказаться страшнее этого греха?

Я больше не принадлежала хлипким стенам, словно стала слишком грязной для них. Их спокойное дыхание нервировало, хотелось закричать, чтобы вернуть их к жизни, ко мне. Они могли спокойно спать, зная, что со мной происходит? Жалкие существа. Бочонки с кровью.

От этой мысли я отшатнулась назад, врезавшись спиной в стену. По комнате прошла легкая вибрация. Братишка дернулся во сне и открыл глаза, всматриваясь в полумрак. Увидев меня, он улыбнулся, мило хлопая глазками.

— Мила, — звонкий голос совсем обездвижил меня. Я не знала, как поступить, словно потерявшись в пространстве. Мальчик помнил меня, и в его взгляде не скользило отвращение или страх. Он до сих пор видел во мне свою семью.

Я подошла ближе к его кровати, проводя бледной рукой по пухлой щечке. Воздух вокруг завибрировал. Запах детской присыпки не мог обмануть меня, в нос ударил тонкий аромат крови. Я с ужасом наблюдала, как размеренно бьется на его шеи жилка. Клыки удлинились, заставив меня сглотнуть. Голод, он и не думал отступать, лишь на миг вернув мне рассудок, а теперь с новой силой заявил о себе. Но теперь передо мной был мой брат, малыш, за которым я ухаживала с самого рождения.

— Глаза, — улыбка исчезла с его лица, а губы скривились, словно он собирался расплакаться.

Я резко отвернулась, отступая в тень. Все изменилось. Что осталось от Милы? Ничего, даже ее взгляд стал чужим. Антоша настороженно наблюдал за мной, вцепившись ручками в одеяло. Я была опасна.

— Папа, — малыш захныкал, отползая к спинке кровати. — Пап.

Я зарычала на него, показывая клыки, отчего ребенок разрыдался в голос, так громко, словно заработала пожарная сигнализация. Раздались тяжелые шаги, и мне пришлось отступить за дверь. В комнате вспыхнул свет, и я зажмурилась, чувствуя, как он опалил сетчатку. Вошедший не заметил меня, сразу бросившись к ребенку, и только спустя пару мучительно долгих секунд обернулся, застыв восковой фигурой.