Пылающее закатное солнце потускнело, пробиваясь теперь сквозь плотную завесу испарений над городом.
— Простите, фру Грегориус, вы позволите задать вам один вопрос деликатного свойства?
— Ради бога.
— Тот, кого вы любите, — я ведь даже не знаю, кто он, — он-то что об этом говорит, и вообще: что он думает предпринять? Как он представляет себе дальнейшее? Ведь нынешнее положение вряд ли может его устраивать…
Она долго молчала. Я было решил, что сказал бестактность и она просто не желает отвечать.
— Он хочет, чтобы мы уехали, — вымолвила она наконец.
Я даже отступил на шаг.
— А он может уехать? Я хочу сказать, он свободен, обеспечен, не связан ни службой, ни профессией, волен поступать, как ему вздумается?
— Нет. Если б так, мы бы давным-давно уже уехали. Здесь все его будущее. Но он хочет попытать свои силы на новом поприще, в другой стране, как можно дальше отсюда. В Америке, например.
Я невольно улыбнулся про себя. Клас Рекке — и Америка! Но мне стало не до смеха, едва я подумал о ней. Я думал: там он пойдет ко дну с помощью тех именно своих качеств, которые вывозят его здесь. И что тогда станется с нею?
Я спросил:
— А вы сами — хотите вы этого?
Она покачала головой. Глаза были полны слез.
— Я больше всего хочу умереть, — сказала она.
Солнце погружалось мало-помалу в серую мглу. Прохладой потянуло от деревьев.
— Я не хочу губить его жизнь. Не хочу делаться ему в тягость. Ведь зачем бы он уехал? Только ради меня. Вся его жизнь тут, положение, будущее, друзья, всё.
Я ничего не сумел на это ответить, она была тысячу раз права. Я снова подумал о Рекке. Все это было так на него не похоже. Вот уж не ожидал, что он способен на подобные поступки.
— Скажите, фру Грегориус, я могу ведь рассчитывать на вашу дружбу, вы считаете меня другом, не правда ли? Вы не обижаетесь, что я говорю с вами о таких вещах?
Она улыбнулась мне сквозь слезы и вуаль — да, она улыбнулась!
— Я к вам очень хорошо отношусь, — сказала она. — Вы такое для меня сделали, чего никто другой не сумел бы или просто не захотел сделать. Вы можете говорить со мной о чем угодно. Мне так нравится, когда вы говорите.
— Скажите, а он, ваш друг, — он давно задумал уехать с вами? Давно он об этом говорит?
— Нынче только в первый раз сказал. Мы виделись тут незадолго до вас. Он ни разу прежде об этом не заговаривал. Мне кажется, у него прежде и в мыслях этого не было.
Я начинал понимать… Я спросил:
— Так, значит, что-нибудь такое стряслось, вот именно теперь… если ему пришла вдруг эта мысль? Что-нибудь его встревожило?..
Она опустила голову.