Анника вдруг улыбнулась.
— Да и что произойдет, если мы займемся этим делом? — тихо спросила она, изо всех сил стараясь скрыть сомнение.
Взгляд Шюмана стал более спокойным и осмысленным.
— «Квельспрессен» утвердит себя как последний оплот свободы слова, — сказала она, — на корню придушит всякую болтовню о нашем праве на существование. Только мы будем стоять на страже правды и демократии. Без нас наступит эпоха варварства.
— Пустое, — возразил Шюман.
— Все зависит от того, как мы представим материал, — ответила Анника. — Нам поверят, если мы будем верить сами себе.
Он тяжело опустился в кресло, потянулся за бутылкой минеральной воды, сделал глоток и исподлобья взглянул на Аннику.
— Ты блефуешь, — сказал он и поставил бутылку на стол. — Ты не сможешь нанести газете такой непоправимый вред.
Анника на мгновение задумалась.
— Раньше бы не смогла, — сказала она, — но теперь сделаю это не задумываясь.
— Ты сошла с ума, — сказал Шюман.
Анника села на край стола, поставила локти на колени, сомкнула руки под подбородком и подалась вперед.
— Знаешь, — сказала она тихо, — может быть, ты и прав, но знаем об этом только мы с тобой. Если же ты попытаешься воспрепятствовать моей публикации на том основании, что я душевно нездорова, то этим еще больше себе навредишь.
Он задумчиво покачал головой.
— Если я решусь на это дело, то грянет такой гром, — сказал он едва слышным голосом.
— Ты не представляешь, насколько ты ошибаешься, — сказала Анника. — Если мы как следует позаботимся об этом деле, то никто и никогда не сковырнет тебя с этого кресла. Ты станешь непотопляемым.
Он смотрел на нее глазами, в бездне которых плясали сплетающиеся и борющиеся друг с другом тени.
— Думай, — сказала она, прищурив глаза. — Мы скажем все как было, расскажем всю историю о том, как мы узнали, что Карина Бьёрнлунд была когда-то членом террористической организации, как я рассказала об этом тебе, а ты рассказал председателю совета директоров, а тот отправил письмо на электронную почту министра с требованием встречи. У меня есть номер этого сообщения. Мы расскажем, как он использовал это знание — твое и мое, для того, чтобы надавить на Государственный совет и заставить его изменить правительственные предложения и раздавить телевизионный канал, угрожавший финансовым интересам семьи. Если мы откроем правду, невзирая на все угрозы, то никто не посмеет выбить у тебя из-под ног скамейку, ты останешься ответственным издателем и достойным кандидатом на пост председателя объединения издателей газет, потому что не отказался от своей ответственности, несмотря на давление и угрозы.