— Понимаю твое удивление, — сказала она, взглянув на Аннику и поставив стакан на столик. — Я даже не вспомнила о Пауле с поп-фабрики.
Анника отломила кусочек печенья, вылепила из него шарик, но, представив, что его придется жевать и глотать, оставила шарик в тарелке, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
— Я должна выбрать один фронт, — сказала она, — иначе не справлюсь. Идти к Шюману и устраивать скандал — это то же самое, что стрелять себе по ногам. Спасибо, но, спасибо, нет.
Анна согласно кивала, вертя в руках стакан и любуясь цветом вина.
— Значит, надо выбрать приоритеты, — сказала она.
— Я не могу делать все одновременно, — пожаловалась Анника и всплеснула руками. — Смотреть за домом и детьми, убираться и стирать — это не страшно. Работать по восемнадцать часов в сутки — это тоже не проблема, но я не могу делать все это сразу и одновременно. Вот в чем моя проблема.
— Но тебе точно не стоит меняться работой со мной, — проговорила Анна. — Это я тебе гарантирую.
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к уличному шуму. За окном прошуршал автобус, стемнело, сумерки заползали в углы и закоулки дворов.
— Мне надо посмотреть «Актуэльт», — сказала Анника, взяла пульт и нажала кнопку.
Мигнув, телевизор заработал. Анна покосилась на зашипевший экран, по которому пробежала тень.
— Новая подруга Мехмета работает в редакции новостей, — сказала она.
Анника кивнула, не отрывая взгляда от экрана, напомнила:
— Ты уже это говорила. Дай послушать.
Она прибавила громкости. На фоне рваной музыкальной заставки ведущий сыпал незаконченными фразами. «… Подозреваемый в деле об убийстве журналиста в Лулео; „Эрикссон“ уведомил о предстоящем увольнении четырех тысяч сотрудников; предложен новый проект закона о библиотеках. Добрый вечер. Но начинаем мы с Ближнего Востока. Сегодня террорист-смертник взорвал бомбу у входа в одно из кафе Тель-Авива. Погибли девять молодых людей…»
Анника приглушила звук.
— Ты полагаешь, у них что-то серьезное?
Анна Снапхане отхлебнула еще вина и сделала громкий глоток.
— Она теперь забирает Миранду из детского сада, — с трудом произнесла она изменившимся сдавленным голосом.
Анника замолчала, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала на месте Анны.
— Не могу вообразить, чтобы какая-то чужая женщина водила за руку моих детей.
Анна скорчила недовольную гримасу:
— У меня не столь уж большой выбор, ты так не считаешь?
— Ты не хочешь еще родить?
Сама Анника с опозданием поняла, какой скрытый и мощный смысл таится в этом вопросе, который она никогда бы не задала, если бы не крайняя усталость. Анна удивленно воззрилась на подругу: