идти на дно...
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Теперь совсем не то. Жизнь, конечно, все еще похожа на кинематограф, где черное мешается с белым, но профессия киномеханика утеряла всю свою притягательность. Из человека, повелевающего помыслами и душами, он превратился в обыкновенного служащего, культработника, как называли его сокращенно. Производственный план, количество зрителей, тарифная сетка, где-то наверху — в недосягаемой вышине — Министерство культуры, которое повелевало сотнями и тысячами киномехаников, билетерш и даже директоров кинотеатров. А коли ты еще и механик кинопередвижки!..
Бездорожье, утомительные часы, проведенные в дребезжащей машине-развалюхе, усталый, полуголодный, добирается он до места и крутит все одну и ту же, все одну и ту же ленту, зная ее наизусть. Кажется, и в страшном сне или на Страшном суде вместо действительных событий он будет пересказывать все тот же сюжет старой кинокартины...
Девушка-киномеханик, да еще необычная, привлекательная, — это и вовсе загадка. Объяснение, которое Джуна давала впоследствии своему внезапному и ошеломляющему именно тривиальностью, заурядностью выбору, тоже мало что объясняло.
Думалось, что профессия киномеханика лишь очередная, самая начальная ступенька в мир кино. А затем, может быть, институт кинематографии, затем...
Объяснение наивное и, как кажется, совершенно неправдоподобное. Вряд ли и молоденькая выпускница школы всерьез в него верила — волшебный мир киностудии и мир дощатой кинобудки, обклеенной пожелтевшими рекламными плакатами, — это разные миры, они не имеют ничего общего, даже не соприкасаются.
Так в чем же кроется разгадка этого странного на первый взгляд выбора, ведь чем-то он продиктован? Попытаюсь предложить свое собственное объяснение. Оно может показаться кому-то еще более странным, чем выбор, сделанный героиней книги, даже вызвать возмущение. Еще бы: за спонтанным, ни к чему не обязывающим поступком вдруг пытаются обнаружить глубокий смысл, таинственную подоплеку! Но напомню, что задача автора не только рассказать о своем герое, его задача истолковать поступки, складывающиеся в единство судьбы, увидеть в каждом отдельном движении тот смысл, который, вполне возможно, не заметен даже тому, кто эти поступки совершает.
И более того, как раз неосознанность, ничем будто не вызванная тяга, желание поступить так, а не иначе указывают на скрытую предопределенность таких поступков, на направленность душевных движений. Так складывается тайный узор судьбы, чтобы выступить сразу, во всем своем великолепии, — когда человека уже не будет...