Раны оказались смертельными. Равальяка приговорили к казни. Но даже на эшафоте он утверждал, что действовал в одиночку без сообщников, исключительно по собственной воле.
А Генриху IV поставили памятник у Нового моста, где его можно видеть и сегодня.
Предсказал Нострадамус и убийство еще одного представителя королевского дома. Указал почти точную дату убийства герцога Беррийского у здания парижской Оперы.
Фасанца нашли с перерезанным горлом,
И Гончие Псы верят в черный успех.
У скал Тартианских дыхание сперло.
Февраль! День тринадцатый знал этот грех.
В городе Фоссано в Сардинии находился дворец Марии-Терезы Савойской, бабки герцога Беррийского. Там он проводил часть времени в качестве принца Сардинии — главы города Фоссано. В ночь на 13 февраля 1820 года герцог рано ушел из парижского оперного театра, поскольку его жена почувствовала себя плохо. В тот момент, когда он помогал ей сесть в экипаж, некий Лувель, фанатик республиканец, работавший в королевских конюшнях, заколол его кинжалом. Хотя в конюшнях был собачий питомник, где разводили охотничьих и беговых псов, совершенно очевидно, что Лувель не заботился о собаках. Однако он был принят на работу как седельный мастер и делал для псов поводки.
Нострадамус дает неточное указание относительно того, куда была нанесена смертельная рана. Это вполне простительно, учитывая непредсказуемость поведения фанатика. Лувель не перерезал горло герцогу, а заколол его ударом в грудь. Слова «перережет горло», как трактуют их интерпретаторы, в частности Джон Хоуг, могут послужить примером поэтических капризов Нострадамуса. «Тартианские скалы» — это Тарпейская скала, означающая республиканские идеалы Лувеля. Подобное словосочетание часто употреблял в своих речах во времена французской революции оратор Марат. Он призывал французский народ сбросить роялистов с Тарпейской скалы, подобно тому как поступали со своими врагами республиканцы Древнего Рима.
Следующий, 84-й катрен первой центурии раскрывает дальнейшие подробности.
Луна, затемнена сильной тенью,
Его брат станет цвета впитавшейся крови.
Некто великий, долгое время скрытый в тенях, Будет сжимать лезвие в кровавой ране.
Первая строка имеет отношение к Карлу X, отцу герцога Беррийского. Вторая строка относится к его брату, Людовику XVI, погибшему на эшафоте. Затем Карл в качестве герцога Артуа возвращается после поражения Бонапарта и становится Карлом X. Слова о «сильной тени» могут быть связаны также с Лувелем, поджидавшим с кинжалом в руке свою жертву на темной парижской улице у входа в Оперу. Грумы оттащили убийцу, и герцог в ужасе уставился на свою руку, сжимавшую кинжал, который вошел в его грудь по самую рукоятку. «Я погиб! — воскликнул он. — Я держу рукоятку кинжала!» Похоже, что Нострадамус первым услышал предсмертные слова герцога («Будет сжимать лезвие в кровавой ране»).