Но сначала нужно вынести щуку в сени.
Волли ощупью нашел гвоздик под самым потолком и старательно повесил свой улов рядом с детской ванночкой. Тут уж никакая кошка не достанет. Взбрело же на ум первобытным людям — нашли кого приручать!..
Потом Волли с наслаждением жевал хлеб, сильно пахнущий рыбой. Иногда попадалась даже чешуя — ну кто моет руки в полночь, когда взрослые спят и от мытья никто не получит никакого удовольствия?
Молоко было холодное и душистое. Волли с наслаждением вытянул всю кружку. Только на секундочку приостановился — дух перевести.
Раздеваясь, он еще немножко повздыхал. Такую щуку — и никто не видел. Конечно, завтра в школе он расскажет… Ой-ой, примеры так и не сделаны, опять не хватило времени. Ну, не вставать же сейчас. Придется на переменке скатать у Андреса.
И зачем вообще выдумали эти дроби? «Простые»! Ничего себе «простые»… Нельзя же поймать полщуки или четыре пятых… Вот он поймал целую щуку. Одну целую. И все равно никто его целой щуки не видит. Даже Андрес, который куда-то запропастился…
Эти мысли ворочались у Волли в голове медленно-медленно, пока совсем не остановились. Они остановились, потому что Волли уснул.
Он уснул так крепко, что не услышал ни оглушительного грохота, ни плача сестренок…
А мать Волли проснулась, приподняла голову и тревожно схватила мужа за руку:
— Гроза?
— Нет. Не похоже. Это у нас. В сени кто-то ломится, что ли…
Отец поднялся и пошел в сени. На кухне он на всякий случай взял длинную кочергу и поудобнее прикинул ее в руке. Кто его знает, что там случилось…
Наскоро успокоив девочек, в сени выбежала и мать. Отец уже понял, в чем дело. Посветив спичкой, он показал жене на щуку, висящую на стене, и на детскую ванночку, лежащую на полу. Щука еще и сейчас подрыгивала хвостом. Ясно — щука ударила хвостом по ванночке, та сорвалась с гвоздя, сбила со скамейки пустые ведра — бах, бах! — и грохнулась в таз — бух!..
— Опять проделки Волли! — сокрушенно сказала мать, собирая ведра, раскатившиеся по сеням.
— Добился все-таки. Поймал, — усмехнулся отец, глядя на щуку.
Они вернулись в комнату. Ощупью достав сигарету, отец чиркнул спичку, но, прежде чем закурить, осветил веснушчатое лицо сына с вихрами рыжих волос, разметавшимися на подушке. Грубовато и одновременно нежно, как умеют говорить только отцы, он сказал:
— Помощник вырос.
Но Волли ничего не слышал: он крепко спал, надув губы и вздыхая во сне.
Да и все мы — разве мы знаем, разве помним, сколько раз склонялись к нашему изголовью заботливые матери и отцы?
И сколько хороших-хороших слов мы не услышали просто потому, что слишком крепко спали!