Сообщение Кунста испортило настроение гостям Гольдринга.
– Мне пора отдохнуть, господа, – взглянув на часы, Эверс поднялся.
Он вынул из кармана бумажник, чтобы уплатить свою долю за ужин, но Генрих остановил его.
– Ужин уже оплачен.
– О! Даже так? – генерал не без удовольствия положил бумажник в карман. – Тогда ещё раз благодарю, барон. Всё было очень мило. Кунст, – обратился Эверс к начальнику штаба, – не кажется ли вам, что барон фон Гольдринг слишком уж долго носит погоны лейтенанта и обер-лейтенантские были бы ему гораздо больше к лицу?
– Совершенно согласен с вами, герр генерал, – подтвердил оберст.
– Тогда завтра подготовьте нужные документы.
Генерал повернулся к Генриху:
– А когда вы поедете в отпуск?
– Как только помогу разыскать пропавших, а может, к сожалению, уже убитых офицеров.
– Похвально. Очень похвально, не бросать товарищей в беде – обязанность офицера. Немецкого офицера, – подчеркнул Эверс.
Уже три дня продолжались розыски офицеров гестапо, пропавших при таких загадочных обстоятельствах. В розысках принимал участие и Генрих. Генерал, узнав о быстром продвижении по службе Бертгольда, стал проявлять к своему офицеру по особым поручениям большое внимание и расположение. По его распоряжению Гольдрингу, в его личное пользование была выделена новенькая машина «оппель-капитан».
Это значительно облегчало Генриху взятую на себя миссию. Вместе с Куртом, который теперь, кроме обязанностей денщика, выполнял и функции шофёра, Генрих обследовал чуть ли не каждый метр дороги между сёлами Лантерно и Сен-Жюльен, но ни на какой след исчезнувших так и не напал. Не мог похвастаться успехами и Миллер. Ежедневно высшее начальство запрашивало его о ходе поисков, и всякий раз он должен был повторять одну и ту же фразу:
– Ничего нового.
После проверки, так удачно закончившейся для барона и так неудачно для провокатора, Миллер почувствовал к Гольдрингу безграничное доверие. Этому больше всего способствовало то, что генерал-майор Бертгольд стал прямым начальником Миллера. Стоило Гольдрингу в письме к названному отцу высказать хоть малейшее неудовольствие Миллером, и вместо Франции майор мог очутиться на Восточном фронте. А такая перспектива не вызывала энтузиазма у старого гестаповца, который, впрочем, любил похвастаться своими подвигами и при первом же удобном случае рассказывал, как он принимал участие в фашистском путче в 1933 году и как сам Гитлер пожал ему руку.
Вот почему два последних дня Миллер не вылезал из машины Гольдринга и пользовался малейшей возможностью, чтобы дать понять лейтенанту, как высоко он ценит его энергию и способности.