Вы спросите: неужели его так возбудил просто вид старика, пьющего чай? Ну, во-первых, это был не обычный старик, а его отец и к тому же король. И потом, наблюдать за человеком, который тебя не видит, очень интересно, даже если он не делает ничего особенного.
Но это и очень стыдно – подглядывать, что делают люди, когда думают, что их никто не видит, – и Томас чувствовал, что ведет себя плохо, но не мог оторваться от представшего перед ним зрелища, пока Флегг не прошептал:
«Знаешь, где ты, Томми?»
«Я.., не знаю», – хотел он сказать, но, конечно, он знал. Хоть он и плохо разбирался в геометрии, но ориентироваться в пространстве мог. Внезапно он понял, что имел в виду Флегг, когда говорил, что он, Томас, увидит отца глазами его самого большого трофея. Он глядел на отца из середины западной стены… А именно в этом месте висела голова Нинера, дракона, убитого отцом.
Томас зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
Флегг, тоже улыбаясь, снова закрыл панели.
«Нет! – запротестовал Томас. – Я хочу еще!»
«Не сегодня. На этот раз хватит. Ты сможешь прийти, когда захочешь.., хотя, если ты будешь бегать сюда слишком часто, тебя наверняка поймают. А теперь пошли».
Флегг зажег волшебный свет и повел Томаса обратно, потайным ходом, к отверстию в стене. Перед тем, как выйти, он обратил внимание Томаса на глазок в деревянной обшивке. Томас увидел на другой стороне коридора нишу с зеркальными стенками, в которых отражались оба конца коридора.
«Всегда смотри в глазок перед тем, как выйти, – предупредил Флегг. – Пусто?»
«Да», – прошептал Томас в ответ.
Флегг надавил какую-то пружину, и дверь открылась.
«Теперь скорее!» – они вышли, опять захлопнув дверь за собой.
Через десять минут они уже были в комнате Томаса.
«Ну хватит на сегодня, – сказал Флегг. – Помни, что я сказал, Томми: не ходи туда слишком часто, чтобы тебя не поймали, а если тебя поймают – глаза его мрачно блеснули, – скажи, что нашел это место случайно».
«Хорошо», – быстро сказал Томас. Голос его скрипнул, как несмазанная петля. Когда Флегг вот так смотрел на него, его сердце всегда дрожало, подобно птице, бьющейся в клетке.