Что и говорить, одинокой вдовой женщине с вечно болеющим ребенком тяжко жить на белом свете. Но Господь терпел и нам велел. Теперь Праскева зарабатывала себе на хлеб, расшивая дорогим золотым шитьем подолы платьев богатых купеческих девиц. Иногда даже приходилось полностью пошить какой-нибудь особо придирчивой барыне дорогой убор. Так что тканей заморских Праскева навидалась вдоволь. Даже дочка ее, девятилетняя Матрена, играла куколками, пошитыми из лоскутков парчи, саржи да шелка. Ни у кого больше не было таких ярких куколок…
Укутанный рогожей путник, которого Праскева затащила на лавку, пошевелился и, кажется, застонал. Женщина подошла поближе, чтобы взглянуть, не пришел ли он в себя.
– Он что-то сказал? – Из-за печного угла показалась бледная физиономия Матрены.
– Нет, – покачала головой ее мать. – У него жар. Нужно дать ему воды.
Праскева снова выглянула в сени. Там было хорошо слышно, как за окном завывает ветер – метель не прекратилась, значит, не может быть и речи о том, чтобы сходить за священником.
Путник был плох, и трудно было сказать, переживет ли он эту ночь.
– Вот беда, – пробормотала про себя Праскева и вернулась в натопленную избу.
– Мам, у нас воды только одно ведро осталось, – тут же сообщила ей дочка.
– Ничего. Подай ковш, я сама ему дам.
Праскева не хотела подпускать Матрену к больному. Девочка и так часто и сильно болела. Кто знает, что за хворь принес с собой этот странник?
Откуда он? Те немногие слова, которые он бормотал, пока женщина тащила его в дом, были ей непонятны. Матрена, глядя на его загорелую кожу и странную одежду, решила было, что он, может быть, из татар. Но Праскева знала татарскую речь, и уж точно этот больной говорил на другом языке. Может, ему и священник-то был не нужен совсем. Решив так про себя, Праскева успокоилась и, прихватив ведро, вышла, чтобы набрать чистого снега.
Джура пришел в себя с рассветом. Он не мог его видеть в избе, где все окна были плотно закрыты ставнями, но чувствовал, когда кто-то входил в сени и приносил с собой холодный воздух и запах зимнего утра.
Джура даже не знал раньше, что у этого утра есть какой-то особый запах, но сейчас отчетливо вспоминал его еще из детства. Когда же последний раз он видел зиму? Кажется, лет десять назад…
С тех пор он не возвращался на север ни разу, и ему казалось, что все основательно забыто. Оказывается, что стоило цыгану-полукровке ступить на родную землю, как все стало возвращаться: причудливый язык, воспоминания детства, места, в которых он бывал уже в юношеском возрасте…