Шнайдер включил диктофон и попросил беженца назвать место своего рождения и адрес, по которому жил.
– Насчет рождения в папирах все тик-так. А адрес!.. – Бура усмехнулся, спрятав сигарету за ухо. – Их у меня за последнее время навалом. И в Америке был. И в Дании сдавался. И в родной милиции сидел, и в американской полиции побывал. И в подвалах хоронился, и в буре[63], аля-улю, гнил. Какой ему?
– Домашний адрес, где он реально жил, а не там, где только был прописан, – спокойно уточнил Шнайдер.
Бура подумал, нехотя продиктовал: «Stadt Solotonoscha Tshervonosavodskaja 15/10». Я записал и передал Шнайдеру. Он взглянул, не стал ломать язык, а сказал в микрофон для секретарши, чтобы та переписала адрес с листа.
– Уточните, кто из родственников остался у него на родине. Есть ли на Западе близкие родственники?
Родственников никаких ни на Украине, ни на Западе у Буры не было:
– Фатера убили, когда я еще соплежуем был. А мотейка померла года три назад… Сто пудов три года будет в январе.
– Где учился? Был в армии? Где работал?
Учился Бура в школе неплохо, мать была учительницей и заставляла его заниматься. Отец был инженер и много не пил. Но в последних классах Бура подсел на кокнар и попал в колонию, где отсидел три года за горсть мака, которого на любом огороде – хоть задницей ешь. В армии не был – судимых не брали. Работал фотографом в местной газете – с детства любил с фотоаппаратами и всякой техникой возиться.
– И с машинами, очевидно, – ехидно вставил Шнайдер.
– Да, и с машинами, а что?.. С детства несправедлуху терпел, все меня доставали – еврей, мол, жид пархатый, курчавенок, еще не висишь в петле?.. Ничего, сука, скоро тебя и других жидаев, жидовок и жидайчат на суку повесим! Что ни день – после школы в подворотнях били и мучили, гилье отнимали… Ну, деньги…
– Для евреев открыт Израиль. Почему вы не уехали туда, если вам было так плохо? – заметил Шнайдер.
Бура отмахнулся:
– Да ну, в самом деле!.. Был в том иудском Израиле, к родичам фатера ездил, больше не хочу, спасибо большое. Жара, вонища, грязь, только держись… Много Абрамов вместе – это очень плохо. Я вообще никуда б не дрыскнул с Украины, если б меня эти твари позорные не достали…
– Он говорил, что был в Америке? – спросил Шнайдер. – Когда? Где? Пусть скажет подробнее!
Бура насупился, потер небритые впалые щеки:
– Да, был. Смылился туда в прошлом году, просил убежище. В лагерь под Нью-Йорком загремел. Там – драка. Я дал одному китаезу по чану, а чан и распаялся. Воркуны настучали, надо было рвать когти. Увихрил на юг, где потеплее. Там опять сдался, убежище попросил. Чалился месяца три. И дело уже ништяк в мою пользу корячилось, но пришлось обратно на Украину гнать – на жену стали наезжать, не могла она без меня, она тогда с икрой была…