– Сюда, на фото и отпечатки.
А Максимка, косо и коротко посмотрев ему вслед, напутствовал:
– Давай. Большому кораблю – большая торпеда…
Приближаясь к музгостиной, я слышал из коридора, как Зигги учит д-ра Шу:
– Нервничает беженец или нет – установить нетрудно. Надо только внимательно на него посмотреть: если лицо блестит от пота, если он крутится и ерзает на стуле, ногами передвигает, если голос у него ходит туда-сюда, если глаза прячет или слишком много болтает, чушь несет – значит, нервничает…
– Они все чушь несут, – отвечал д-р Шу, поглаживая плешку.
– Или если он часто глаза закрывает – значит, или сосредоточиться хочет, или вообще подсознательно хочет от всего внешнего мира отключиться, избавиться, – продолжал Зигги.
– Они все глаза закрывают, – отвечал д-р Шу, теперь ласково поглаживая брюшко.
Увидев нас, д-р Шу смутился и поспешил выйти, а Зигги жестом попросил Рукавицу раздеться.
Тот со смехом скинул пальто, остался в зеленом полосатом пиджаке и коричневых брюках, дородный и веселый.
– А! – удивился он при виде станка для отпечатков. – Как в кино!
– Вначале фото.
– Подождите, волосы приглажу, негоже так… – И он, по-хозяйски открыв кран и зачерпнув воды, пригладил свои курчавые, но уже с проредью и проседью волосы. – Теперь готов! Можно регистрироваться! Только невесты не видно!
– Кто он по профессии? – спросил Зигги, вытаскивая из аппарата фотографию с четырьмя Рукавицами.
– Профессия?.. Делец! – гордо сказал Рукавица. – Гешефтман, как у них говорят! Сорок и сорок – рупь сорок. Самая лучшая профессия в мире. Базар копейку любит, а копейка – умного. Как в Азии говорят: су мы – в сумму, сумму – в суму, а дальше все по уму!
– Ясно. Мафия, наверно, прижала? – не удивился Зигги.
– Нет. Сама жизнь. Все вместе. Бывает, все вместе в такой снежный ком сходится. – Рукавица жестами показал этот снежный ком. – И падает этот ком на тебя, валится, а ты от него – бегом, бегом, как заяц от орла!..
– Ком до комы доводит, – невольно пошутилось у меня.
– Вот-вот, именно, до комы!
Пока он смеялся, Зигги снимал отпечатки, по одному макая в чернила его короткие мясистые пальцы с узкими полумесяцами ногтей. Из-под рукавов пиджака каждый раз выскакивала на свет божий золотая запонка. Блестели кольца на пальцах, зубы во рту, запонки в манжетах, булавка на шелковом галстуке с алыми цветами.
– Что, хорош? – скосил он глаза на галстук. – В Абу-Даби купил. Арабский! А правда, что Америка Афганистан бомбит? – вдруг вспомнил он. – Тут в лагере телевизора нет, а все что-то говорят.
– Бомбит. Каждый день налеты делает.