— Осторожней, мадемуазель, смотрите под ноги, — раздался позади нее встревоженный и одновременно ироничный мужской голос. — А то, не ровен час, упадете, что-нибудь сломаете и не сможете выезжать на балы. Общество не перенесет такой потери.
— Ну, конечно же, это вы, месье Нелидов! — язвительно бросила Полина, не поворачивая головы. — Кто еще способен проявить заботу о ближнем в таком оскорбительном тоне?
— Вы абсолютно правы, мадемуазель: никто.
Отступив от края площадки на безопасное расстояние, Полина повернулась к Нелидову. Он стоял перед ней, в просторном черном плаще и черном цилиндре, скрестив руки на груди, и бесцеремонно рассматривал ее. Почему-то в этот момент он снова напомнил Полине протестантского пастора, которого мадам де Самбрей поспешила удалить от своих избалованных воспитанниц.
— Любезный граф, ответьте, пожалуйста, на один вопрос, — Полина, подошла к нему почти вплотную. — Почему вы всегда так странно на меня смотрите? Будто вас что-то во мне раздражает… Или вы меня за что-то осуждаете? В самом деле, объясните! Моего скромного ума не хватает, чтобы разгадать столь сложную загадку.
По губам Владимира скользнула едва уловимая усмешка.
— Да, — ответил он после небольшой паузы, — вы очень верно подметили, княжна. Меня действительно кое-что раздражает в вас. Ваша манерность, ваша экзальтированность, ваша неистребимая тяга к дешевым эффектам. Но в то же время я понимаю, что вы в этом не виноваты. Видимо, так вас воспитали во французском пансионе. Ведь вы воспитывались во французском пансионе, а не в русском, не так ли?
— Вы угадали.
— Я не угадал. Я пришел к такому выводу, немного понаблюдав за вами.
— Вот как? Значит, вы за мной наблюдали, — не без самодовольства повторила Полина. — Но отчего же вы уверены, что во французских пансионах девушкам дают плохое воспитание?
— Я не имел в виду плохое, просто хуже, чем в русских. Кстати, почему вас отдали именно во французский?
— Потому что в русских много излишних строгостей и ограничений. А вот в пансионе мадам де Самбрей мне жилось очень привольно. Если я не хотела вставать в семь утра, никто не будил меня. Если какой-то предмет казался мне скучным, то учить его не заставляли. Разумеется, за исключением светского этикета и танцев.
— О да, разумеется! — усмехнулся Владимир. — Проще говоря, вам потакали во всех капризах. Что ж, в таком случае я беру свои слова назад.
Полина возмущенно фыркнула:
— Нет, это невозможно! Месье Нелидов, неужели вы не понимаете, что ваше поведение переходит границы приличий? Как вы можете говорить мне в лицо обидные вещи? Да это вы — невоспитанный тип, а не я! По крайней мере, я ни разу не позволила себе вас оскорбить.