А женщине она сказала:
— Повинуйся ему и рожай ему сыновей, много сыновей. Первого ребенка принеси показать мне.
— Да, почтенная госпожа, — отвечала женщина покорно. Они стояли в нерешимости, и Ван-Лун был очень смущен, не зная, что ему говорить и делать.
— Ну, идите, что же вы! — сказала нетерпеливо старая госпожа.
И Ван-Лун, вторично отвесив поклон, повернулся и вышел, а женщина за ним, а за ней привратник, неся на плече сундук. Этот сундук он поставил на пол в комнате, куда Ван-Лун зашел за своей корзиной, и не пожелал нести его дальше.
Тогда Ван-Лун повернулся к женщине и в первый раз посмотрел на нее. У нее было квадратное честное лицо, короткий широкий нос с крупными черными ноздрями, и рот у нее был широкий, словно щель на лице. Глаза у нее были маленькие, тускло-черного цвета, и в них светилась какая-то смутная печаль. Лицо, должно быть, всегда казалось неподвижном и невыразительным. Женщина терпеливо выносила взгляд Ван-Луна, без смущения, без ответного взгляда, и только ждала, когда он ее оглядит. Он увидел, что ее лицо и вправду не было красиво, — загорелое, простое, покорное лицо. Но на ее темной коже не было рябин, и губа не была раздвоена. В ее ушах он увидел свои серьги, те золоченые серьги, которые он купил, а на руках у нее были подаренные им кольца. Он отвернулся с тайной радостью: у него есть жена!
— Вот сундук и вот корзина, — сказал он грубо.
Не говоря ни слова, она нагнулась, подняла сундук за скобу, поставила его на плечо и, шатаясь под его тяжестью, попыталась выпрямиться. Он следил, как она это делает, и потом неожиданно сказал:
— Я возьму сундук. Вот корзина.
И он взвалил сундук себе на спину, не считаясь с тем, что на нем новый халат. А она, все еще не говоря ни слова, взялась за ручку корзины. Он подумал о сотне дворов, которыми ему придется итти, нелепо согнувшись под тяжестью сундука.
— Если бы была боковая калитка… — пробормотал он. И она, подумав немного, словно не сразу поняв его слова, кивнула. Потом она повела его через маленький заброшенный двор, поросший сорной травой, с заглохшим прудом. Там под согнутой сосной была старая калитка. Женщина отодвинула засов, и они вышли на улицу.
Раза два он оглянулся на нее. Она упорно шагала, переставляя большие ноги, и казалось, что так она может прошагать всю свою жизнь. Ее широкое лицо ничего не выражало.
В городских воротах он нерешительно остановился и начал одной рукой отыскивать оставшиеся в поясе медяки, другой рукой он придерживал сундук на плече. Он достал две медных монеты и на них купил шесть маленьких зеленых персика.