Тем не менее Ван-Лун позволил сыновьям делать по их желанию, как и всегда, когда проходил его гнев, и он позвал старшего сына и сказал ему:
— Найми учителя младшему брату, если он этого хочет, и пусть делает, что ему нравится, лишь бы не беспокоил меня.
И он позвал среднего сына и сказал:
— Так как мне не суждено иметь сына на земле, ты должен заботиться об арендной плате и о серебре, которое получается с земли после каждой жатвы. Ты знаешь вес и меру и будешь моим управляющим.
Средний сын был доволен, так как это значило, что деньги будут проходить через его руки; он узнает, по крайней мере, сколько получается денег, и сможет пожаловаться отцу, если в доме будут тратить больше, чем следует.
Этот средний сын казался Ван-Луну более чужд, чем другие сыновья, так как даже в день свадьбы он заботливо рассчитывал деньги, которые тратились на кушанья и вина и заботливо разделил столы, оставив лучшие кушанья и вина для своих городских друзей, которые знали толк в еде, а для приглашенных арендаторов и крестьян он расставил столы на дворах и угощал их кушаньями и винами похуже, потому что каждый день они ели грубую пищу и все, что было хоть чуть получше, было для них очень хорошо. И средний сын принимал деньги и подарки, которые приносили ему, и дарил рабыням и служанкам самое меньшее, что можно было им дать, так что Кукушка начала насмехаться, когда он положил ей в руку две жалких серебряных монеты, и сказала во всеуслышание:
— Настоящая знатная семья не станет так скупиться на серебро, и видно, что эта семья здесь не на своем месте.
Старший сын услышал это и устыдился, и, боясь ее языка, он потихоньку дал ей еще серебра и рассердился на среднего брата. Так нелады между братьями не прекращались даже в самый день свадьбы, когда гости уже сидели за столом и носилки невесты вносили в ворота.
Из своих друзей старший брат пригласил на пир очень немногих, не самых важных, потому что стыдился скупости брата и потому что невеста была деревенская девушка. Он стоял в стороне, презрительно усмехаясь, и говорил:
— Ну, мой брат выбрал глиняный горшок, тогда как по состоянию отца он мог бы взять нефритовую чашу.
И он держался презрительно и кивнул натянуто, когда чета подошла и поклонилась ему с женой, как старшим брату и сестре. И жена старшего брата держалась чопорно и надменно и ответила на их поклон самым легким кивком, какой мог считаться для нее приличным.
Казалось, что ни один из тех, кто жил во дворах, не был вполне спокоен и доволен, кроме маленького внука, который родился у Ван-Луна. Даже сам Ван-Лун, просыпаясь в тени полога большой резной кровати, на которой он спал в своей комнате, рядом с двором, где жила Лотос, — даже он, просыпаясь, иногда старался представить себе, что он снова в простом и темном доме с глинобитными стенами, где можно было выплеснуть холодный чай на пол, не боясь забрызгать резную кровать, и где стоило сделать один шаг, чтобы очутиться в поле.