— Поди, выпей чашку чаю на мой счет и расскажи мне, какие в городе новости, потому что я уезжал на всю зиму.
Хозяин лавки всегда был рад поговорить, особенно если пил свой чай за чужой счет, и он охотно сел за стол Ван-Луна. Это был маленький человек с мордочкой хорька и прищуренным, кривым левым глазом. Его одежда была до того засалена, что спереди и куртка и штаны были черны и стояли коробом, потому что, кроме чаю, он торговал еще и съестным и сам готовил. Он любил говорить: «У хорошего повара халат всегда грязен» — и думал, что ему так и следует, и даже необходимо быть грязным. Он сел за стол и сразу начал:
— Ну, кроме того, что народ голодает, — а это уже не ново, — самая крупная новость — грабеж в доме Хуанов.
Это было как раз то, о чем надеялся услышать Ван-Лун, и лавочник продолжал свой рассказ с видимым удовольствием, описывая, как визжали оставшиеся в доме рабыни, как их уносили, и как насиловали не успевших скрыться наложниц, и выгоняли их на улицу, и даже увозили с собой, и как после этого никто не захотел жить в доме Хуанов.
— Никто, — закончил хозяин лавки, — кроме старого господина. А его теперь забрала в руки одна из рабынь, по имени Кукушка, которая благодаря своей ловкости много лет пробыла в покоях старого господина, в то время как другие постоянно менялись.
— Значит, эта женщина распоряжается теперь в доме? — спросил Ван-Лун.
— Она делает все, что хочет, — отвечал собеседник. — Она захватывает все, что может захватить. Когда-нибудь, конечно, молодые господа вернутся домой, уладив свои дела в чужих странах, и она их не проведет разговорами о том, что она верная слуга и ее нужно вознаградить, и тогда ее выгонят. Но уже теперь она набрала довольно и нуждаться не будет, проживи она хоть до ста лет.
— А земля? — спросил наконец Ван-Лун, дрожа от нетерпения.
— Земля? — переспросил тот равнодушно.
Для этого лавочника земля ровно ничего не значила.
— Она продается? — нетерпеливо спросил Ван-Лун.
— О, земля… — отвечал хозяин лавки равнодушно и встал, говоря на ходу, так как в лавку вошел покупатель: — Я слышал, что она продается, кроме того участка, где уже в течение шести поколений хоронят членов семьи Хуанов. — И он ушел по своим делам.
Тогда Ван-Лун тоже встал, вышел и снова направился к большим воротам, и женщина вышла открыть ему. Он стоял, не входя в ворота, и говорил ей:
— Скажи мне сначала, приложит ли господин свою печать к купчей?
И женщина отвечала с готовностью, не сводя с него глаз:
— Приложит, конечно, приложит, клянусь жизнью!
Тогда Ван-Лун сказал ей, не обинуясь: