Через час Абражевич уже стоял перед зданием, где разбиваются надежды и сердца. Нередко человек входил сюда полный сил, устремленный в помыслах в светлое будущее, как штопор в пробку, а вываливался из подъезда полутрупом, не ведающим, на кой хрен больше жить. Однако сам факт, что он вхож сюда, говорил о многом. Простым людям тут ходу не было. В этот дом попадали лишь избранные, образно говоря, сюда и приглашали лишь отдаленных потомков царя Мидаса, которые, как и их славный предшественник, умели превращать в золото все, к чему прикасались их руки.
Кабинет, в котором Абражевича принял покровитель, мало чем отличался от его собственного, был, пожалуй, даже поменьше и уставлен небогато, но эта видимая его малость была обманчивая: посетитель сразу же попадал в зону действия столь мощных, высоких, таинственных энергий, что с непривычки мог впасть в окаменение. Но Василий Васильевич тут бывал и потому знал, как себя вести в подобной ситуации. Он поспешно изобразил робкую почтительность перед сидящим за столом странным существом, похожим на раскормленную жабу, но в его поведении все же чувствовалось веселое озорство, и воспринималось это покровителем нормально.
— Ну, чего еще придумал, бесенок? - осведомился тучный господин с жирным лицом. - Небось, какую-нибудь большую пакость?
Абражевич подобострастно хихихнул и не садился, пока покровитель, выждав минуту-другую, милостиво не ткнул пальцем в стул.
— Рад видеть вас в добром здравии, уважаемый Никифор Семенович, — произнес Абражевич с такой сокровенной искренностью и глубиной, что было понятно: окажись по-другому, застань он благодетеля хотя бы с легким насморком, то и сам в ту же секунду околел от горя. Вот так далеко простиралась его преданность.
— Говори дело, — пренебрежительно буркнул хозяин кабинета. - Чего понадобилось от старика?
Заранее приготовленные фразы гладко посыпались изо рта Абражевича. Быстро и внятно изложил суть, словно докладывал о каком-то забавном пустяке. Покровитель любил, чтобы именно так подавали новую информацию. Если же кто-то пыжился, изображая значительность, — сердился, мог отругать и выгнать. Однажды во время выборов, когда к власти рвался опытный партократ, а в противовес липовым социологическим опросам вместо него победил молодой и пользующийся поддержкой народа новый лидер, Абражевич на такое нарвался. Покровитель в тот раз обошелся с ним мягко, не пренебрег его молодым азартом, доходчиво растолковал: "Чем сложнее ситуация, тем меньше эмоций. Иначе сгоришь. А жаль, дистанция в тебе имеется".