Песня Окику закончилась. На сцене появилась кукла, изображавшая коварного и красивого самурая.
— Младший брат Дзимбэя, Баннодзо, тайно влюблен в Окику и хочет овладеть ею, — пояснил чтец.
Баннодзо поманил Офудзи. Невидимая для Окику парочка составляет заговор. Сгорающая от ревности Офудзи соглашается ночью провести страстно влюбленного Баннодзо в дом. Грянула музыка. По зрительному залу прокатилась волна напряженных голосов. Хирата призвал на помощь остатки профессионализма.
— Вы бывали в комнате госпожи Харумэ до ее смерти? — спросил он.
— Было бы позором войти в комнату какой-то вульгарной крестьянки. — В глазах Ишитэру мелькнул намек.
Если она не бывала в комнате Харумэ, означает ли это, что не могла подмешать яд в тушь? Несмотря на опыт полицейской работы, Хирата смешался и утратил нить разговора, поскольку замечание госпожи Ишитэру уязвило его в самое сердце. В ее присутствии он чувствовал себя неотесанным простолюдином, ему казалось, что она отвергает его, как прежде отвергала Харумэ. Унижение лишь подогрело его желание.
На сцене появилась новая декорация: спальня с ущербной луной в окошке, символизирующая ночь. Прекрасная Окику спит, а Офудзи впускает в комнату Баннодзо. Зрители предостерегающе закричали.
Окику просыпается и садится.
— Кто здесь? — высоким испуганным голосом воскликнул чтец.
— Это я, Дзимбэй. Я вернулся из Эдо, — ответил чтец голосом Баннодзо. Потом пояснил: — Его голос очень похож на голос брата, а она так соскучилась по мужу, что поверила лжи.
Парочка дуэтом исполнила радостную песню и развязала друг у друга пояса. Одежда упала вниз, открыв у кукол пышные груди и восставший член. В этом было преимущество кукольного театра: возможность показывать сцены, слишком откровенные для живых актеров. Когда Окику и Баннодзо обнялись, дворик огласили непристойные выкрики. Бедный Хирата не находил себе места. Его мужское достоинство выпирало из-под кимоно, и он боялся, что госпожа Ишитэру или кто-то другой заметит его состояние.
— Вам приходилось когда-нибудь видеть лаковую тушечницу с именем госпожи Харумэ, написанным золотом на крышке? — сурово спросил он и затаил дыхание. Пока Офудзи подглядывала под дверью, Баннодзо лег на Окику. Под аккомпанемент ритмичной музыки, стонов чтеца и хриплых восклицаний из зала куклы изобразили половой акт. Хирата сжался, а Ишитэру безмятежно наблюдала за разворачивавшимся на сцене действом.
— Когда видишь красивую тушечницу… то делаешь естественный вывод, что она предназначена для написания писем… — Она быстро взглянула на него. — Возможно… писем любви.