Старухи еще сидели по домам и готовили завтрак, а молодежь уже вся разбежалась — ей было не до еды. Все устремились к дому Сюй Юу, но там в воротах стояли ополченцы и никого не пропускали. Среди любопытных нашлись ловкачи, которые все же проникли во двор под предлогом, что идут к жильцам, но они вернулись ни с чем. До обитателей дома Сюй Юу донесся на рассвете лишь какой-то шум из самого маленького дальнего двора, где находился пустой дровяной сарай с земляным каном и гнилыми щепками в углу. Но ворота в этот двор были крепко заперты. У ворот и во дворе стояли ополченцы, и любопытным пришлось отступить. Но кто-то все же уверял, что, поглядев в щелку, видел, как Цянь Вэнь-гуй в задумчивости обмахивался веером.
— Для такого дела слишком ученые не годятся, — рассуждали крестьяне. — Вчера из уезда пришел агитатор Чжан — вот это другой разговор. Не беда, что он такой молодой: он вырос с винтовкой, немало прожил в нашем районе, прошел через все испытания.
Народ, точно на ярмарке, прогуливался по улице, толпился перед классной доской. Стоявшие в передних рядах читали новости вслух. Все смеялись от души. Люди останавливались перед окном кооператива, просовывали голову внутрь и старались услышать или прочесть на лицах активистов, о чем идет речь.
Мать Гу Чан-шэна и думать не стала о завтраке. Пригладив на макушке жидкие волосы, она, как всегда, заняла свой пост на улице. Дочь ее то и дело выбегала за ней, звала домой, но она не трогалась с места и спрашивала каждого прохожего:
— Слыхал, что у нас случилось? Знаешь, кого арестовали?
Болтливая старуха давно всем надоела, и обычно ей отвечали кое-как, лишь бы отделаться от нее. Но сегодня, на радостях, люди забыли о ее вздорном нраве и останавливались послушать, и тогда она не теряла времени даром:
— Эх, вот мы и дождались ясного солнышка! Будь коммунисты и во сто раз мудрее, не сбрось они этого злодея, не светить бы солнцу. Однажды зимой в свободное время отец моего сына продавал лепешки с орехами, а Цянь Вэнь-гуй набросился на нас: мы, мол, наживаемся, а его не уважаем, и под Новый год отобрал у мужа корзину с лепешками. Что тут было делать? Снесли мы ему десять цзиней орехов, цзинь белого сахару. А он, негодяй, швырнул все подарки наземь, обвинил всех в нарушении закона да еще хотел отослать моего мужа в волость на расправу. Снова кланялись мы да откупались деньгами. Еле-еле спаслись. А потом он задумал нашего сына, Гу Чан-шэна, послать на каторгу, на рудник Техун. Кому не известно, что это за гора? Оттуда не возвращаются. Пришлось продать свинью. Эх! Вот бы нам теперь за свинью рассчитаться! Ведь тянула она цзиней на семьдесят-восемьдесят.