— Федь, что будем делать, если нет тут никакого парома? — спросил Иван. — И вообще, глядя на это вот, ты сам уверен, что у тебя в деревне всё по-другому?
— Вань, да хуй знает. Сам смотрю — и думаю. — в сердцах ответил другу Федя. — А что делать прикажешь? Возвращаться? Куда???
— Да нет, я просто думаю — что тогда делать будем?
— Тогда и увидим. Чё нагнетаешь? — сорвался Фёдор.
— Да ты не бычь, братан.
— Да я не бычу, Вань. Давай постепенно решать. Если парома нет — либо заночуем где, либо обратно в Клин.
— А может, лучше тогда через Тверь попробовать? Ты ж знаешь город!
— Может и через Тверь. А теперь гляди — в Новое Семёновское въезжаем!
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
В Семёновском действовало ополчение во главе с местным батюшкой. Селяне — а реально москвичи с тверичанами, поскольку село было в основном дачным — вооружённые кто чем, уже навели у себя дома порядок, и за околицей, мерзко чадя с таким запахом, от которого эти самые мертвецы, по идее, должны вставать из могил, чтобы свалить по-добру по-здорову из этих мест, догорала куча трупов, изловленных и возвращённых местными туда, откуда они без разрешения взялись. Здесь друзья и прозрели, услышав из уст батюшки Силуана следующую информацию, весьма важную для любого борца с нежитью, поддержанного местным населением, кивающим на каждое его слово и следящим за каждым его жестом. А именно: покойники весьма боятся святынь — образов, святой воды. Ежели кто читает молитвы какие или же акафисты — к тому мертвяк не приближается, топчется на расстоянии, а от святой воды его просто корёжит и действует она на нежить, словно серная кислота. К храму поганые не подходят, а как начинают звонить в колокола — разбредаются подальше от храма. Это всё было выяснено опытным путём, когда беда пришла прошлой ночью в село. Об этих и некоторых других обстоятельствах, поведал друзьям отец Андрей, пославший двоих мужиков, чтобы притащили связанную, пойманную некоторое время назад покойницу — для наглядной демонстрации своих методик. Через десять минут нежилицу притащили, ведя её на жерди, примотанной к связанным за спиной рукам. Ранее покойница была женщиной лет тридцати — сорока, судя по фигуре. Теперь существо являло собой злобную, агрессивную, шамкающую пастью с предварительно выбитыми зубами мерзостную тварь, гнусную пародию на человека.
— Вот она — Нина Егоровна, как просили, батюшка! — представил существо, указав на неё открытой ладонью мужик в камуфляже и болотных сапогах. — Ещё вчера у продмага здоровались, а сегодня… ууу, блядина! Матку свою и мужа сожрала, и племянницу свою дожирала, когда мы её, с мужиками-то, взяли.