Иван резко распахнул дверь и его стошнило.
— Федя! Бля, валим отсюда! — вытирая рот попавшейся под руку бейсболкой крикнул Ваня.
«Пинц» рванул по тротуару, подминая под бампер прожорливого мертвеца — педоеда вместе с его дергающейся жертвой. Откуда-то слышались крики, вопли, стрельба. Кругом валялись вещи, стояли брошенные автомобили. В стелющемся дыму, Фёдор особо не разбирал дороги, и вездеход расшвыривал своим стальным бампером всё, что попадалось ему на пути. Из-за дыма Фёдор промахнулся мимо поворота на Маяковского, которая должна была вывести их на вожделенное Бежецкое шоссе. Пришлось сдавать назад. Тут всё пылало, ветер гнал дым и искры и в этой адской феерии бродили выходцы из-за гробовой черты.
Красный «паджеро»-коротыш выскочил за ними из какой-то улочки, в изобилии выходящих тут на Маяковского. Люк машины был открыт, и из него высовывался, целясь в «пинц» из дробовика какой-то молодец. Гремел рэп, и «паджерка» догонял «пинцгауера», быстро сокращая дистанцию, при этом водитель, видимо, пребывая в угаре, чувствовал себя Безумным Максом, не меньше. Джипик нёсся, виляя, от одной обочины до другой. Грохнул выстрел, и заднее стекло «пинца» брызнуло осколками.
— Бля, они охуели?! — возмутился Фёдор, а Ваня, передёрнув затвор автомата, метнулся в кузов, откуда, положив ствол АКМа в проём заднего окна, дал длинную очередь прямо в морду «паджерика». Их разделяло уже не больше пяти-семи метров и не попасть было не возможно. Лобовое стекло джипика покрылось паутиной и машина, как бы подломившись, ушла в лево, где и нашла бетонный столб. Грянул звук резкого удара, такой характерный, чёткий, цепкий.
— Пиздец им, видел? — вернулся на своё место возбуждённый Иван.
— Что ты чувствовал, стреляя по ним из автомата? Всё же люди! — философски спросил Федя.
— Отдачу. — подумав, изрёк Ваня.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Свернули на Бежецкое, и дыма стало меньше. Фёдор нажал на педаль, разогнав «пинц» до крейсерских девяноста. Поскольку район этот был промышленным, погани тут шлялось меньше, хотя она и попадалась. Подмяв под колёса несколько ходячих, друзья оставили кошмарную Тверь позади. Тридцать километров — и наступит момент истины, станет ясно — не зря ли друзья проделали этот путь, такой обыденный, в сущности, в нормальной, обычной жизни и такой непростой теперь. Шоссе напоминало стиральную доску — за второстепенной дорогой в государстве Российском никто никогда не следил, и бедный «пинц» трясло так, что оба матерились, выпуская напряжение, в котором оба, Фёдор и Иван, находились два дня. По сторонам тянулся лес, и дорога была пустой. Отсюда, из Твери дорога шла через леса и болота, и тёплый июльский вечер сам по себе каким-то незаметным образом отгонял из души всё пережитое за последние дни.