Кругом было тихо. Вот он у сеновала. Николай ясно слышит разговор двух оборванцев.
— Право бы, его ухлопать. Давай, Кузьма, чего зевать? — тихо говорит Петруха.
— А почём знаешь, есть ли у него деньги?
— Вона! Разве в дорогу едут без денег? Это не мы с тобой, — чай, сам знаешь, по сто целковых нам обещал, если устроим дела. Стало быть, деньги с ним.
Цыганов стал слушать внимательнее; он понял, что дело касается его.
— А как его ухлопаешь? А пистолет забыл? — возразил Петрухе черномазый Кузьма.
— Эх, Кузька, какой ты дурень, право! Чай, он спит. С дороги-то его пушкой не разбудишь.
— Гляди, Петруха, боязно!
— Ишь, чёрт! Ровно девка красная! Или отвык? — смеётся рыжебородый.
— От тебя, Петруха, не отстану.
— Вот и давно бы так! Чай, деньги-то станем поровну делить. Ну, думать нечего, пойдём прихлопнем его, оберём, коней отвяжем да верхом опять в Москву.
— А ну поймают!
— Вона! Ведь мы не пешком, не скоро изловишь, — лови ветра в поле!
Петруха заворочался, приготовляясь встать с сена. Но каково было их удивление и испуг, когда около них, как «по щучьему веленью», очутился Николай с двуствольным пистолетом в руках; лицо его было искажено гневом и злобою.
— Ни с места, дьявол, не то уложу! — крикнул он не своим голосом, прицеливаясь в Петруху.
— Помилуй, барин, за что ты убить нас хочешь? — испуганно отозвался рыжебородый.
— За то, разбойник, что убить меня собирался!
— Так ты слышал? Что же, мы только собирались.
— И убили бы, если бы я не услыхал ваш разговор!
— Это, барин, всё он, Петруха, — он меня уговаривал, — откровенно сознался черномазый Кузька.
— Убить я не убью, а созову сейчас народ, прикажу вас в цепи заковать и в город представить.
— Помилосердствуй, барин!
— Не погуби!
— Отпусти!
— Дай покаяться! — почти в один голос, чуть не плача, говорили оборванцы, стоя на коленях перед молодым человеком.
— Как вас помиловать! Прости вас — вы опять задумаете убить!
— Волоса с головы твоей не тронем!
— Волос-то, пожалуй, вы не тронете, а голову снесёте! — Николай не мог не улыбнуться, смотря на плаксивые рожи оборванцев.
— Возьми с нас клятву! — предложил Кузька.
— Что для вас, разбойников, клятва?
— Разве мы разбойники? — обиделся было Петруха.
— А кто же? Честные люди? На сонного с ножом идёте! Ну да чёрт с вами! На этот раз я вас прощаю, потому что вы мне нужны.
— По гроб твои слуги верные!
— Это вы-то, вы? — Цыганов расхохотался.
— Ну и барин ты! — проговорил Петруха.
— А что? — самодовольно спросил молодой человек.
— Орёл!
— А вы коршуны! Глядите, молодцы, пистолет всегда при мне! Я во всякое время успею размозжить вам головы! Ну, рассветает, спать теперь не время. Пора в путь. Пошли запрягать коней! — распорядился Цыганов, и не прошло часа, как из ворот постоялого двора выехала телега с нашими путниками.