Молодой партизан Гросс был выдвинут ближе всех к шоссе. На нем самая ответственная задача: дождаться семитонки, крытой брезентом, — в ней пехота, едущая на Севастополь, — и расстрелять шофера.
Шел разный транспорт, а нужного не было. Поглядывали на Ткачева, окончательно распаренного солнцем, но тот молчал и всем видом говорил: ждать, что приказано!
Дождались.
Гросс отлично справился с задачей, в упор застрелил водителя на самой критической точке поворота, машина тараном пробила подпорную стену и ахнула вниз.
Партизаны выскочили на шоссе и забросали гранатами горящую семитонку, пока на ней не взорвались баки с горючим.
Семнадцать дней рейда!
13
Совсем обезлюдел Большой лес. За Басман-горой идиллия, хоть пикники устраивай.
Македонский еще раз проучил карателей. Они, не без помощи коушанских полицаев, выследили временную стоянку бахчисарайцев и, как говорят, — с ходу хотели нанести короткий, но жестокий удар.
Все было достойно удивления: и как по тревоге почти батальон немцев выскочил из Коуша, и как он без шума и очень торопливо вышел на тропу, стал охватывать отряд с двух сторон.
Все было сделано немцами, не учтено лишь одно: система наблюдения, которую держал Македонский в Большом лесу.
Не только батальон, но даже одинокий солдат не мог покинуть Коуш без того, чтоб об этом не стало известно Македонскому ровно через полчаса, а то и гораздо раньше.
Сопоставляя данные наблюдателей, Михаил Андреевич убедился: каратели с излишней самоуверенностью рассчитывают на внезапность.
Вот и хорошо, пусть идут?
Отряд, кроме боевой пятерки во главе с Самойленко, вывел с великой осторожностью. Пятерке и надо изобразить панический бег, но такой, чтобы основные силы немцев оказались на лесной дороге по хребту, соединяющей два Аппалаха — Верхний и Нижний.
Там-то и занял Михаил Андреевич отличную боевую позицию.
Говорят, Михаил Андреевич родился в рубашке — в лесу ему везло.
Да и мне казалось, что Михаил Андреевич везучий человек. Однако жизнь меня убедила, правда уже после войны: и на старуху бывает проруха. Бывало время, когда жизнь и Македонскому щедро отпускала тумаков…
…Каратели унесли с Аппалахской дороги много трупов. Кровавый след тянулся по дороге до самого Коуша. Ни одно поражение фашисты так не переживали, как это: вся Качинская долина погрузилась в траур.
Тут дело не только в манере Македонского, но и в настроении партизанской массы. Поражение под Керчью — рубцы и на наших сердцах. А то, что немцы за Дуванкоем устанавливают пушки, взятые под Семью Колодезями, и палят нашими снарядами по Севастополю, вызывало такую дикую ярость, что люди могли совершить невозможное.