Точно так же не захотел он расстаться и с Константином Тимаковым. Сразу же по окончании романа «Останется с тобою навсегда…» он начал новый роман под названием «Горький миндаль», в котором обратился к дальнейшей послевоенной судьбе своего героя, к временам, которые были особенно чреваты для Тимакова столкновениями с мотяшкиными всех рангов и мастей.
Когда работа над этой книгой была в самом разгаре, Вергасов, не оставляя ее, приступил к реализации еще одного замысла — созданию романа «Доверие», где начал изображать события 1922–1923 годов. Главными героями здесь стали родители Тимакова — его отец, уполномоченный ЧК по борьбе с бандитизмом на Кубани, мать, которая, похоронив мужа, павшего в бою с врагами, отважно приняла на свои плечи всю тяжесть суровых лет и судьбу осиротевших ребятишек. И еще лежала на писательском столе почти завершенная рукопись романа «Оккупация» — Вергасов оставался верен своей главной теме, военной…
Илья Захарович вновь писал о трудных временах и жестоких испытаниях, в которых закалялись сердца и характеры советских людей. И сама эта его работа стала испытанием и подвигом, ибо трудился он, будучи тяжело больным, одолевая страдания и мобилизуя последние силы огромной волевой устремленностью, все с тем же презирающим смерть и беду тимаковским азартом. И, несмотря ни на что, вновь вышел победителем из этой воистину смертельной схватки, потому что все три произведения были завершены и подготовлены к встрече с читателями.
Горько думать, что автор не дождался этой встречи. 29 января 1981 года Илья Захарович скончался.
Тем дороже для нас его книги, воссоздающие образ неистового, навеки молодого поколения, еще при жизни вошедшего в легенду.
Вс. Сурганов
Тетрадь первая. Ялта, 41–42
Мы не для того родились, чтобы убивать, и не для того, чтобы быть убитыми.
1
Мне исполнилось двадцать два года, я был лейтенантом, служил в авиации.
Очередная медицинская проверка, и у меня обнаруживают туберкулез.
В темном рентгеновском кабинете саратовского военного госпиталя впервые в жизни услышал слово «каверна». Его произнес врач с тревожной осторожностью, и я понял: худо мое дело. Лежал в тесной комнате диспансера, смотрел на надтреснутый потолок с желтыми разводами и чувствовал себя на пути в никуда.
Госпитали, больницы — мое новое «летное поле», но без локтя товарищей, без неба, в котором еще недавно был на положении хозяина и мог опуститься с него даже с подбитым крылом.
Меня срочно демобилизовали, направили на лечение в Крым.
Ялта! Слыхать слыхал: перед самой болезнью случайно прочитал старинный роман о городе. Писалось в нем о фешенебельных гостиницах, ленивых барынях, ждущих красавца татарина, проводника в горы, — одним словом, о чем-то экзотическом и не совсем ясном.