Шли месяцы, а я все думала об этом подвале. Но ничего не делала. Я не хотела ничего знать. Вы считаете, что я виновата? Кейт, кошмар моей жизни, был мертв. Сын вернулся ко мне. Жизнь наладилась. — Она трет ладонью лоб. — Но наверное, что-то внутри меня закалилось за все эти годы. Слишком много времени прошло, слишком много раз я не могла заснуть ночью, думая об этом подвале. Однажды, когда он был в школе, я решила, что пришло время спуститься туда и посмотреть.
Кейт всегда прятал ключ от подвала под настольной лампой в спальне. Он думал, что я не знаю, но я знала. И в тот день я пошла, взяла его, спустилась вниз и открыла дверь подвала.
Я долго стояла на верхней ступеньке лестницы, уставившись вниз, в темноту. Боролась с собой. Затем я зажгла свет и спустилась по лестнице.
Она замолкает так надолго, что я было решаю, что она потеряла ощущение времени и места, что она попала в ловушку того времени. Я едва не протягиваю руку, чтобы коснуться ее, когда она снова начинает говорить:
— Я ждала, когда он вернется из школы. Когда он пришел, я сказала, что была в подвале. И что я там увидела. Я сказала, что он спас мне жизнь и освободил меня и что он мой сын. Поэтому я на него не донесу. Но я сказала ему, что больше не могу позволить ему жить под одной крышей со мной.
Сначала я не думала, что он мне поверит. В том смысле, что я не донесу. — Она удивленно улыбается. — Наверное, осталась в нем какая-то часть, которая любила меня. Не знаю, потому ли, что я была его матерью или ему нужно было что-то, за что уцепиться, что напоминало бы ему, что он все еще человеческое существо. Так или иначе, но он не сказал почти ни слова. Собрал свои вещи, прихватил что-то из подвала, поцеловал меня в щеку, сказал, что любит меня и понимает, и захлопнул за собой дверь. С той поры я его ни разу не видела. С тех пор прошло почти тридцать лет.
По ее лицу ручьями текут слезы. Она смотрит на Дона Роулингса.
— Когда я прочитала про ту девушку и узнала, что подозревают Питера, я знала, что это сделал он. Все сходилось, понимаете? С тем, что я увидела в подвале. — Она нервно сжимает пальцы. — Знаю, я должна была что-то сказать. Но я… Он же спас мне жизнь. И он был моим сыном. Я знаю, это меня не оправдывает. Но тогда, много лет назад, мне почему-то казалось это правильным. Теперь же… — Она испускает вздох, в котором, кажется, скопились десятилетия изнеможения. — Теперь я постарела. И устала. Устала от всей той боли, тайн и кошмаров.
— Что вы увидели в подвале, Патриция? — спрашиваю я.
Она смотрит мне в глаза, продолжая перебирать золотую цепочку.