Она грозит мне пальцем:
— Обязательно скажу, лапонька. Но не смей больше игнорировать телефонные звонки. В ту ночь ты потеряла не всех, кто тебя любит. У тебя остались друзья, и не только по работе. Не забывай об этом.
Она садится в машину и уезжает. Главное, чтобы последнее слово осталось за ней. Такая уж у нее манера. И я рада, что она не изменилась.
Я сажусь в машину и понимаю: сегодня был новый день. Жизнь продолжается. Не стоит вышибать себе мозги.
Да и как я могу это сделать? Ведь я не в состоянии поднять собственный пистолет.
Я провожу ужасную ночь, вижу прямо-таки хит ночных кошмаров. В нем присутствует Джозеф Сэндс в костюме демона, а Мэтт улыбается мне окровавленным ртом. Затем мне снится Келли в «Сабвее», она отрывает взгляд от печального листка бумаги, достает пистолет и стреляет пожилой даме в голову. После этого она начинает с бульканьем тянуть из стакана через соломинку, губы у нее неестественно красные и толстые. Она ловит мой взгляд и подмигивает мне. Она похожа на одноглазого вампира.
Я просыпаюсь дрожа и соображаю, что звонит телефон. Смотрю на часы. Пять утра. Кто может звонить в такое время? Мне никто не звонил с утра пораньше с той поры, как я ушла в отпуск.
Жду, когда прекратится дрожь, и беру трубку.
— Алло?
Через секунду молчания голос Келли:
— Привет, лапонька. Извини, что разбудила, но… Тут у нас кое-что, тебя касающееся.
— Что? Что случилось?
Пауза. Меня вновь охватывает дрожь. Теперь от злости.
— Черт возьми, Келли. Говори.
Она вздыхает.
— Ты помнишь Энни Кинг?
Я удивляюсь:
— Помню ли я ее? Да, я ее помню. Моя близкая подруга. Переехала в Сан-Франциско примерно десять лет назад. Но мы обязательно созваниваемся, хотя и нечасто. Я крестная мать ее дочери. Так что я ее помню. Почему ты спрашиваешь?
Келли шепчет в сторонку:
— Черт. — Она произносит ругательство так, будто кто-то ударил ее в живот. Затем продолжает обычным тоном: — Я не знала, что она твоя подруга. Думала, что просто давняя знакомая.
Я чувствую, как меня охватывает ужас. Ужас и догадка. Я знаю, что случилось. Вернее, я думаю, что знаю. Но мне нужно услышать это от Келли, прежде чем я поверю.
— Говори.
Она тяжело вздыхает и неохотно сообщает:
— Она умерла, Смоуки. Убита в собственной квартире. Дочь жива, но находится в ступоре.
Кажется, рука онемела: я боюсь выронить трубку.
— Где ты сейчас, Келли? — спрашиваю я.
— В офисе. Мы собираемся отправиться на место преступления на частном реактивном самолете через полтора часа.
Даже через шок я ощущаю глубокое сомнение в голосе Келли. Понимаю: есть что-то, чего она не хочет говорить.